Неужели мало спасающихся?

1.2.3 Митр. Иларион в заключительной главе своей книги «Духовный мир прп. Исаака Сирина» приходит к выводу, что прп. Исаак, упоминая не раз о геенне, всегда имеет в виду временный и очистительный характер гееннского страдания, за которым последует вечное спасение. Однако, даже в этом случае, обращает на себя внимание противоречие между идеей равного состояния всех словесных тварей в Царствии Небесном, высказанной в 40-м трактате Второго тома, и неоднократно повторяющейся идеей преимущественного избрания Богом как самого Исаака (I, 47), так и всех христиан по сравнению с остальными людьми (II,1,37 и др.) И уж совсем парадоксально выглядит мысль, что «большинство людей войдет в Царство Небесное без опыта геенны.» (II,40,12)

Возможно, следует дерзнуть утверждать противоречивость эсхатологических взглядов прп. Исаака? Или предположить, что он пришел к идее апокатастасиса ко времени написания Второго тома? На последнее как будто указывают слова Исаака из восточной (неисправленной) версии Первого собрания (тома) о том, что конец геенны неизвестен: «Было время, когда грех не существовал, и будет время, когда он не будет существовать. Геенна есть плод греха. В какой-то момент она получила начало, конец же ее неизвестен.» (Беседа 26 по изданию Беджана). Причём здесь Исаак чётко разделяет грех и следствие греха – геенну; утверждает, что грех перестанет существовать, но не утверждает, что вместе с ним перестанет существовать геенна, – лишь говорит, что конец её неизвестен. (Хотя можно понять эти слова и как неизвестность времени конца геенны, при известности того, что у неё конец всё-таки есть; кажется, всё же более вероятным прочтение: неизвестно, есть ли вообще конец её, – в противном случае непонятно противопоставление геенны и её причины, греха, про который известно, что он конечен.)

Должны ли смущать противоречия эсхатологии Первого и Второго собраний? Восхищаясь духовной мощью творений даже величайших отцов, не будем забывать, что «всяк человек ложь» (Пс.115:2). Свт. Афанасий Великий этот стих псалма поясняет: «всяк человек ложь, потому что помыслы человеческие обманчивы», да и сам прп. Исаак много об этой изменчивости говорит, например, «что весьма близко к нам это изменение, а именно переход от добродетели к пороку, что человек и естество его удобно приемлют в себе противное», «при всем этом я, человек совершенный о Христе, недостаточен для того, чтобы охранять себя самого, потому что есть нечто такое, что по тонкости своей не может быть постигнуто моею силою, хотя и приобрел я ум Христов» («Слова подвижнические», Слово 47)

А.И. Сидоров (в вышеупомянутой статье) высказал по этому поводу следующую мысль: "При изложении взглядов преподобного Исаака следует обращать особое внимание на тот факт, что он был преимущественно писателем аскетическим и тайнозрителем. И если вообще любому церковному писателю трудно выразить высокие истины христианского вероучения «плотским языком» (выражение св. Кирилла Александрийского), то тем более тайнозрителям, взлетающим порой к самым истокам небесных тайн. Поэтому ожидать от такого рода писателей догматической точности и богословской строгости вряд ли приходится".

2. Против Апокатастасиса

Тем не менее, эсхатологические взгляды свт. Григория Нисского и прп. Исаака Сирина являются исключением и противоречат мнению абсолютного большинства свв. отцов. "Но что редко, то не закон для Церкви, так как одна ласточка не показывает весны, или одна черта не делает геометром, или одно краткое плавание – мореходом." (свт. Григорий Богослов, слово 39, "На святые светы явлений Господних")

(Впрочем, такие две ласточки ужели совсем ничего не значат? Ведь воистину гнёзда их у алтарей Господних!)

Более подробно этот принцип, получивший название «согласие отцов», был сформулирован прп. Викентием Лиринским: «Должно сносить суждения только тех отцов, которые живя, уча и пребывая в вере и в кафолическом общении свято, мудро, постоянно, сподобились или с верою почить о Христе, или блаженно умереть за Христа. А верить им должно по такому правилу: что только или все они, или большинство их единомысленно принимали, содержали, передавали открыто, часто непоколебимо, как будто по какому предварительному согласию между собою учителей, то считать несомненным, верным и непререкаемым; а о чем мыслил кто, святой ли он или ученый, исповедник ли и мученик, не согласно со всеми или даже вопреки всем, то относить к мнениям личным, сокровенным, частным, отличным от авторитета общего, открытого и всенародного верования; дабы, оставив древнюю истину вселенского догмата, по нечестивому обычаю еретиков и раскольников, с величайшей опасностью относительно вечного спасения, не последовать нам новому заблуждению одного человека».