Невечность

– Ты больная! – мужчина больше не притворяется. Маска слетает так быстро, словно он лишь в шутку примерил и тут же отбросил заведомо неподходящую вещь. – Какого чёрта ты творишь?! Опомнись, дура, это не твои дети! От них нужно избавиться. На чёрном рынке выручим столько денег, что до конца дней сможем блаженствовать в райских, мать их, кущах!

Мужчина с силой толкает дверь, с корнем вырывая хлипкую цепочку, и входит в дом. Марта отступает на шаг, крепче сжимает ружьё и целится прямо в сердце.

– Из-за тебя у меня не может быть своих детей. А эти были ниспосланы мне свыше кем-то более милосердным, чем люди, – твёрдо говорит Марта. – Уходи, иначе выстрелю.

Из подвала доносится скрежет и нарастающее ворчание. Марта, не опуская ружья, делает ещё один шаг, но не назад, а чуть в сторону:

– Хотя, возможно, ты опоздал…

***

– Уже совсем взрослые мальчики, так свинячить в доме больше непозволительно, – ворчит Марта и усердно трёт пол в гостиной.

Пыльные портьеры давно сняты с карнизов, в открытые окна льётся солнечный свет. Ветер разносит по дому аромат цветущего в саду жасмина. На Марте бежевые льняные брюки, закатанные чуть выше щиколоток, и свободная белоснежная рубашка. Пшеничные с розоватым отливом волосы уложены аккуратными волнами. На губах подрагивает робкая улыбка.

Закончив с уборкой, Марта выходит на крыльцо. На лужайке возле дома играют её дети. Три любимых сына носятся друг за другом, валяются в траве, скачут по деревьям и пачкаются, пачкаются, пачкаются… Мальчишки, что с них взять.

– Подумать только, совсем недавно вы были такими маленькими, беспомощными… – вздыхает Марта. – А скоро перестанете помещаться в доме…

– Марко, Ханс, Микке! – зовёт Марта и быстро смахивает с ресниц непрошеные слёзы. – Обедать!

Услышав зов матери, Марко, Ханс и Микке ракетами устремляются к дому.

Долгие месяцы, проведённые в подвале с тремя малютками, проносятся в памяти Марты за считанные секунды.

Она скрупулёзно соблюдала все эти сложные правила: уровень влажности, температура, темнота… А молочная смесь с самогоном?! Вот кошмар! И этот гадкий, вонючий болиголов, из-за которого ей постоянно было тошно. Все эти дни она плохо спала, почти не ела, пила лишь ледяную воду. Высохла, как гербарий, постарела. Но справилась. Да, справилась, потому что она – хорошая мать.

Притормозив возле Марты, Марко, Ханс и Микке по очереди нежно тычутся мордами в её мягкий живот и утробно урчат. Изумрудная чешуя сверкает на солнце.

– Ах, негодники! – смеётся Марта и гладит сыновей по шершавым макушкам. – Дети есть дети.

Невечность

Вязкий липкий туман пахнет гарью и проникает повсюду: забирается в нос и уши, сползает по горлу, растекается по венам. Лезет за пазуху, закрадывается в рукава.

Чёрные свечи сосен уходят в бледное небо, будто желая оторваться от осквернённой земли.

Ты идёшь, оглядываясь, оскальзываясь. С тяжёлым дыханием изо рта вырывается пар.

Наступаешь на сухую ветку и вздрагиваешь от оглушительного треска, разрывающего мёртвую тишину.

Я слышу, как стучит твоё сердце – быстро, отчаянно: «Тук-тук, тук-тук!» Чую, как по спине ползёт мороз. Вижу бьющуюся жилку на шее, дрожащие пальцы…

Ворон с пронзительным криком бросается в небо, тряхнув тяжёлую еловую ветку. Иголки маленькими стрелами летят вниз, царапают кожу, застревают в волосах.

Я касаюсь мягких прядей – оборачиваешься, но никого нет. В распахнутых глазах – страх. Ты боишься, но всё равно пришёл.

Смотришь на крошечную лачугу с поросшей мхом крышей. Скорбный склеп из камней и старого дерева, запах прелой листвы и гниения, тишина – моя обитель.

Пройди мимо. Беги!

Слышишь мой шёпот.

– Катя!

Зачем заговорил?! Сгинь, уйди… Молчи!

– Катя, ты здесь? – звуки не разносятся эхом, не звенят в вышине – глухо падают на землю и замирают.

Я ещё помню крики людей: «Ведьма! Гори, ведьма!» Чую вонь палёной плоти. Вопль, застрявший в горле. Боль… Сколько боли… И твои глаза за пожирающими меня языками пламени. Смотри же ещё!

Открываю скрипучую дверь.

Смотри на меня! Вот я. Настоящая. Ведьма! Рот скривился от отвращения – тебе не нравится моя новая кожа, мои тёмные волосы, глаза цвета крыла ворона? Чего же ты ждал?

Огонь очищает, освобождает от человеческого бремени. Я больше не принадлежу твоему миру. Зачем потревожил меня?

– Прости…

Нет, не хочу. Не хочу вспоминать! Тепла твоей кожи, твоей тяжести. Твоих губ на моей груди. Забыть, забыть!

– Сгинь! – кричу, но рот зашит грубыми нитками. Из глаз по обожжённым щекам ползут холодные чёрные ручьи.

Ты в ужасе отступаешь, падаешь на землю и всё смотришь на меня. Кого же ты хотел увидеть?

Вдыхаю густой туман: близко, уже совсем близко.

Тяну руку к твоему лицу: не смеешь пошевелиться, скованный кошмаром, от которого не проснуться, не сбежать. Провожу ледяными пальцами по мягкой коже: такой тёплой, такой живой…