Неведомое путешествие за пределы последнего табу

Священник, естественно, растерялся. Если сказать, что добродетельные люди попадут в ад только потому, что не верят в Бога, это кажется неправильным. Какой тогда смысл быть добродетельным? Тогда нужно просто верить в Бога и наслаждаться всеми грехами, которые только возможны. Зачем беспокоиться о том, чтобы быть добродетельным? Если он скажет, что в рай попадут люди, которые верят в Бога и все же совершают грехи, тогда достаточно просто верования. Тогда Бога не интересует, что ты делаешь, его не интересуют твои действия. Ты можешь убивать, ты можешь быть Чингиз-ханом или Адольфом Гитлером, если при этом веришь в Бога.

А Адольф Гитлер верил в Бога, помните, и Чингиз-хан верил в Бога, помните: прежде чем зверски убить тысячи людей, каждое утро он читал Коран. Первым, что он делал, был намаз, молитва, и затем он совершал всевозможные уродливые вещи, невообразимые зверства.

Священник, наверное, был очень чувствительным человеком, бдительным. Он сказал:

— Пожалуйста, дай мне время. Это трудный вопрос, это непросто. Я отвечу в следующее воскресенье.

Для священника эти семь дней были настоящим адом; как он ни пытался, ничего не получалось. Наступило воскресенье, и он знал, что атеист придет за ответом, но не явиться самому было бы унизительно. И он пришел немного раньше и помолился Иисусу Христу:

— Помоги мне! Я твой слуга, я говорил от твоего имени. Теперь помоги мне — дай намек. Этот человек создает такие трудности!

Молясь Христу — семь дней он не спал, думая ночами напролет, думая целыми днями, — он заснул перед статуей Христа, и ему приснился сон. Во сне он увидел поезд, готовый отправиться в рай. Он вскочил в него. Он сказал:

— Это очень хорошо. Почему бы мне не съездить туда самому и не увидеть своими собственными глазами? Если я увижу в раю Адольфа Гитлера, Чингиз-хана и Тамерлана, вопрос будет решен. Или, если я увижу Сократа, который не верил в Бога, но был одним из самых добродетельных людей, если увижу Гаутаму Будду, который не верил в Бога, но был одним из самых богоподобных людей, которые только ходили по Земле, вопрос будет решен.

Он поспешил на поезд, и поезд тронулся. Он достиг рая. Он был немного удивлен, озадачен, потому что рай выглядел совсем не по-райски; он был очень унылым, печальным и тусклым — никакой радости, ничего солнечного, никакой песни. Он столько слышал об ангелах, которые все время играют на арфах, поют и танцуют. Никаких арф, никакого пения, никаких танцев. Лишь несколько глупо выглядящих святых под пыльными деревьями.

Он навел справки — он подошел к начальнику вокзала и спросил:

— Нет ли какой-нибудь ошибки? Это действительно рай?

— Да, это рай, — ответил тот, — никакой ошибки нет.

— Но это больше похоже на ад! — сказал священник. — Идет ли какой-нибудь поезд в ад? Потому что я хотел бы увидеть и ад, чтобы можно было сравнить.

Ему забронировали место, и он отправился в ад — и был удивлен еще более чем при виде рая. Там было радостно, там играла музыка и пелись песни — все было солнечным и ярким. Люди работали, у них в глазах был свет. Никакого дьявола, никакого адского огня, никто никого не мучит — ничего подобного. И он сказал:

— Это больше похоже на рай! И начальник вокзала ответил:

— Да, действительно, похоже, но прежде все было очень похоже на то, как описывают твои священные писания. Но с тех пор, как здесь оказались Будда, Махавира и Сократ, все преобразилось.

Все зависит от тебя. Ад — как и рай — это не часть географии, это часть твоей психологии. Ты создаешь свой собственный ад, ты создаешь свой собственный рай. И это не в будущем. Здесь и сейчас кто-то живет в раю, а кто-то в аду — и они, может быть, сидят рядом, может быть, они друзья.

Не беспокойся о рае и аде; это только твои состояния. Если ты живешь в уме, ты живешь в аду. Если ты живешь в не-уме, ты живешь в раю.

Если Бог хороший, почему существует смерть?

Ты видишь, как кто-то умирает, и тут же, согласно аристотелевскому уму, возникает проблема: если Бог хороший, откуда смерть? Если Бог хороший, откуда бедность? Если Бог хороший, откуда рак? Если Бог хороший, тогда хорошим должно быть все. Иначе возникает сомнение: никакого Бога быть не может. Или, если он есть, он не может быть хорошим. Как можно называть «Богом» бога, который даже не хорош? Веками христианская теология разрабатывала эту проблему; как это объяснить? Но это невозможно — невозможно с аристотелевским умом. Ты можешь этого избежать, но не можешь совершенно рассеять, потому что этот вопрос возникает из самой структуры ума.

На Востоке мы говорим, что Бог не хороший и не плохой, и все, что бы ни происходило, происходит. В этом нет никакой моральной ценности; нельзя называть это ни хорошим, ни плохим. Ты так все называешь, потому что у тебя определенного рода ум. Именно по отношению к твоему уму что-то становится хорошим, а что-то плохим.