Неведомое путешествие за пределы последнего табу

Король тревожился о второй возможности — что он отречется от мира: «Снова проблема: кто тогда унаследует мое королевство, если он отречется от мира?» И он спросил Коданну:

— Почему ты поднял один палец?

— Я абсолютно уверен, что он отречется от мира, — сказал Коданна, — что он станет буддой, просветленным, пробужденным.

Король был недоволен Коданной. Правду принять очень трудно. Он проигнорировал Коданну; Коданна не получил никакой награды — правда в этом мире не вознаграждается. Напротив, правду тысячей и одним способом наказывают. Фактически, после этого дня престиж Коданны упал. Поскольку он не получил награды от короля, распространился слух, что он дурак. Когда все астрологи сошлись во мнении, он был единственным, кто не согласился.

Король спросил других астрологов:

— Что вы предлагаете? Что я должен сделать, чтобы он не отрекся от мира? Мне бы не хотелось, чтобы он был нищим, мне бы не хотелось видеть его санньясином. Я бы хотел, чтобы он стал чакравартином — правителем шести континентов.

Это амбиция всех родителей. Кто хочет, чтобы его сын или дочь отреклись от мира и стали жить в горах, вошли в собственную субъективность, исследовали и искали свое существо?

Наши желания экстравертны. Этот король был обычным человеком, точно таким, как и любой другой — с такими же желаниями и такими же амбициями. Астрологи сказали:

— Это можно устроить: дай ему все удовольствия, которые только возможны, окружи его таким комфортом и роскошью, какие только в человеческих силах. Не позволяй ему знать ничего о болезни, старости и особенно о смерти. Не позволяй ему узнать о смерти, и он никогда не отречется.

Они были по-своему правы, потому что смерть — центральный вопрос. Как только он возникает у тебя в сердце, твой образ жизни обязательно изменится. Ты не можешь продолжать жить прежним, глупым образом. Если эта жизнь закончится смертью, эта жизнь не может быть настоящей жизнью; тогда эта жизнь — только иллюзия. Истина, чтобы быть истиной, должна быть вечной — преходящей может быть только ложь. Если жизнь преходяща, тогда, должно быть, это иллюзия, ложь, недоразумение, непонимание; значит, наверное, в чем-то наша жизнь укоренена в невежестве. Мы, должно быть, живем таким образом, что эта жизнь приходит к концу.

Мы можем жить по-другому, чтобы стать частью вечного потока существования. Такой радикальный поворот может дать только смерть.

Поэтому астрологи сказали:

— Пожалуйста, не позволяй ему ничего знать о смерти.

И король принял все меры. Он построил для Сиддхартхи три дворца в разных местностях для каждого из времен года, чтобы он ни в какое время года не испытывал неудобств. Когда было жарко, у него был дворец в определенном месте на холмах, где было всегда прохладно. Когда было слишком холодно, у него был другой дворец у реки, где было всегда тепло. Король принял все меры, чтобы он никогда не испытывал никаких неудобств.

Ни одному старику или старухе не разрешалось входить в дворцы, в которых он жил, — только молодым людям. Он собрал вокруг него всех молодых красивых женщин королевства, чтобы он всегда оставался очарованным и увлеченным, чтобы он всегда оставался в мечтах, желаниях. Для него был создан очаровательный мир мечтаний. Садовникам говорили ночью убирать все мертвые листья; увядающие, засыхающие цветы убирали ночью — потому что, кто знает? — при виде мертвого листа он может спросить, что случилось с этим листом, и может возникнуть вопрос о смерти. При виде увядающей розы, ее опадающих лепестков, он может спросить: «Что случилось с этой розой?», и начать размышлять, медитировать о смерти.

Он абсолютно не осознавал смерти до двадцати девяти лет. Но долго ли можно избегать? Смерть такое важное явление — долго ли можно обманывать? Рано или поздно он должен был выйти в мир. Теперь король был уже очень стар, и его сын должен был знать пути мира, и мало-помалу ему стали разрешать выходить наружу, но каждый раз, когда он проезжал по улицам столицы, стариков и старух прогоняли, нищих удаляли. Ни одному санньясину, ни одному монаху не давали появляться в его поле зрения, пока он проезжал по городу, потому что при виде санньясина он мог подумать: «Что это за человек? Почему он одет в оранжевое? Что с ним случилось? Почему он выглядит другим, непривязанным, отстраненным? У него другие глаза, у него другой аромат, у его присутствия есть другое качество. Что случилось с этим человеком?» И тогда — вопрос об отречении, и, по сути, вопрос смерти... Но однажды это должно было случиться. Этого нельзя избежать.

Мы делаем то же самое: если кто-то умирает, и мимо идет похоронная процессия, мать тащит ребенка в дом и закрывает дверь.