Неведомому Богу. Луна зашла

— Подделывать протоколы не полагается, — сказал Лофт.

— Сядь, Алекс, — повторил Оурден.

И рослый молодой человек опустился на стул, и его скованные руки беспокойно задвигались на коленях.

Лофт опять начал:

— Это противоречит всем…

Полковник сказал;

— Пусть сидит.

Капитан Лофт откашлялся:

— «Капитан Бентик бросился ему наперерез и принял на себя удар киркой, раздробивший ему череп». Протокол врачебной экспертизы прилагается. Разрешите зачитать?

— Не нужно, — сказал Лансер. — Поскорее, не затягивайте.

— «При этом инциденте присутствовало несколько наших нижних чинов, показания коих приобщены к делу. Военно-полевой суд обвиняет арестованного в убийстве и считает нужным вынести смертный приговор». Разрешите зачитать показания нижних чинов?

Лансер вздохнул:

— Не нужно, — он повернулся к Алексу. — Вы не отрицаете, что капитан убит вами?

Алекс грустно улыбнулся.

— Я его ударил, — сказал он. — А убил ли, не знаю.

Оурден сказал:

— Молодец, Алекс! — и они обменялись дружеским взглядом.

Лофт сказал:

— Вы подразумеваете, что он был убит кем-то другим?

— Я не знаю, — сказал Алекс. — Я его только ударил, а потом меня ударили.

Полковник Лансер спросил:

— Вы хотите дать какие-нибудь объяснения? Приговор от этого не изменится, но мы вас выслушаем.

Лофт сказал:

— Разрешите со всей почтительностью заметить, что полковнику не следовало так говорить. Из этого могут вывести заключение, что суд действует не беспристрастно.

Оурден сухо рассмеялся. Полковник посмотрел на него с еле заметной улыбкой.

— Вы будете давать объяснения? — снова спросил он.

Алекс поднял правую руку, и левая тоже дернулась кверху. Он смутился и снова опустил обе руки на колени.

— Я был сам не свой, — сказал он. — У меня характер очень вспыльчивый. А он заставлял работать. Я свободный человек… Разозлился и ударил его. Кажется, здорово ударил. Да не того, в кого метил, — он показал на Лофта. — Я вот этого хотел ударить.

Лансер сказал:

— Неважно, кого вы хотели ударить. Того или другого — это все равно. Вы раскаиваетесь в своем поступке? — Он сказал в сторону: — Неплохо, если в протоколе будет отмечено, что он раскаивается.

— Раскаиваюсь? — переспросил Алекс. — Нет, не раскаиваюсь. Он заставлял меня работать — меня, свободного человека! Я был членом городского управления. А он меня принуждал.

— А если суд вынесет вам смертный приговор, вы почувствуете раскаяние?

Алекс опустил голову, честно стараясь додумать все до конца.

— Нет, — сказал он. — Вы спрашиваете, сделал бы я это во второй раз?

— Вот именно.

— Нет, — в раздумьи повторил Алекс, — я не раскаиваюсь.

Лансер сказал:

— Занесите в протокол, что арестованный горько раскаивался в своем поступке. Приговор выносится автоматически. Вам все понятно? — спросил он Алекса. — Другого решения быть не может. Суд считает вашу вину доказанной и приговаривает вас к расстрелу. Приговор приводится в исполнение немедленно. Не вижу причин откладывать и мучить вас понапрасну. Капитан Лофт, я ничего не забыл?

— Вы забыли обо мне, — сказал Оурден. Он поднялся, отодвинул свой стул и подошел к Алексу. И Алекс в силу долголетней привычки почтительно встал ему навстречу. — Александер, меня избрали мэром.

— Я знаю, сэр.

— Алекс, эти люди захватчики. Они захватили нашу страну врасплох, пустив в ход предательство и силу.

Капитан Лофт сказал:

— Сэр, это совершенно недопустимо.

Лансер сказал:

— Тш! Пусть такие вещи говорятся вслух. Или вы предпочитаете, чтобы об этом шептались у нас за спиной?

Оурден продолжал, словно его и не прерывали:

— Когда они пришли, в городе не сразу во всем этом разобрались, и я тоже не сразу разобрался. Мы не знали, что делать, что думать. Твой поступок был первым осмысленным актом. Твой гнев пробудил гнев всего народа. Я знаю: в городе говорят, будто мэр действует заодно с этими людьми. Я докажу, что это не так, но ты… ты должен будешь умереть. Я хочу, чтобы ты знал это.

Алекс уронил голову, но через секунду снова взглянул на Оурдена.

— Я знаю, сэр.

Лансер сказал:

— Взвод здесь?

— Ждет, сэр.

— Кто командует?

— Лейтенант Тондер, сэр.

Тондер поднял голову и, стиснув зубы, затаил дыхание.

Оурден тихо сказал:

— Тебе страшно, Алекс?

И Алекс ответил:

— Да, сэр.

— Я не стану тебя успокаивать. Мне бы тоже стало страшно, и мне, и вот этим молодым… богам войны…

Лансер сказал:

— Вызовите взвод.

Тондер быстро встал и подошел к двери.

— Взвод на месте, сэр, — он широко распахнул дверь, за ней стояли солдаты в касках.

Оурден сказал:

— Иди, Алекс, и помни, что эти люди не будут знать покоя, ни единой минуты покоя до тех пор, пока они не уйдут отсюда или не погибнут. Ты сплотишь народ. Грустно уходить с таким сознанием, ничего более ценного я не могу тебе дать, но это истина. Ни единой минуты покоя.

Алекс крепко зажмурил глаза. Мэр Оурден наклонился к нему и поцеловал его в щеку.

— Прощай, Алекс, — сказал он.

Часовой взял Алекса за локоть, но молодой человек так и не открыл глаз, и его провели в дверь. Взвод сделал налево кругом, солдатские сапоги застучали вниз по лестнице и ступили в снег, и снег приглушил их топот.