Неведомому Богу. Луна зашла

Горячий гнев вспыхнул в нём. «Только пусть попробуют, я им покажу», — сказал он. Вернувшись в церковь, он достал из шкафа тяжёлое распятие и пошёл с ним к себе домой. Как-то раз у себя гостиной он покрыл распятие слоем фосфора, чтобы его можно было лучше видеть в темноте, и теперь сидел, вслушиваясь в звуки, появления которых он ждал. Из-за всплесков и стука дождя расслышать их было трудно, но наконец он уловил пульсирующий звук басовых струн гитары, который постепенно набирал силу. Отец Анхело сидел, слушая, и странное нежелание сопротивляться охватило его. Низкий звук многоголосного пения, то затихая, то усиливаясь, соединялся с ритмом струн. Священник представил себе танцующих людей, шлепками голых ног взбивающих мягкую землю. Ему было известно, что они, сами не зная, зачем, наденут шкуры животных. Пульсирующий ритм усилился и стал ещё более настойчивым, а поющие голоса — ещё более пронзительными и истеричными. «Они разденутся, — прошептал священник, — и будут копаться в грязи. Они будут кувыркаться в грязи, как свиньи».

Он надел тяжёлый плащ, взял распятие и открыл дверь. Дождь с грохотом стучал по поверхности земли, а чуть поодаль река ворочала камни. Гитары бились, словно в лихорадке, а пение превратилось в звериное рычание. Отцу Анхело подумалось, что он слышит звук шлёпающихся в грязь тел. Он медленно закрыл дверь, снял плащ и отложил свой светящийся крест. «В темноте я их не увижу, — сказал он. — Они все скроются во тьме». Потом он признался себе: «Бедные дети, они так хотели дождя. В субботу помолюсь за них. На всех наложу какое-нибудь небольшое покаяние». Вернувшись в своё кресло, он стал слушать шум воды. Ему вспомнился Джозеф Уэйн, и он увидел тускло мерцающие глаза, наполненные страстным желанием земли. «А этот человек должен быть очень счастлив сейчас», — сказал себе отец Анхело.

Луна зашла © Перевод Н. Волжиной

Глава первая

В десять сорок пять все было кончено: город занят, защитники его разбиты, и военные действия прекращены. Захватчик подготовился к этой кампании так же тщательно, как и к другим, более серьезным. В то воскресное утро почтмейстер и полисмен ушли в море на рыбную ловлю в лодке местного торговца, всеми уважаемого мистера Корелла. Он предоставил им свой парусник на весь день. Почтмейстер и полисмен были уже в нескольких милях от берега, когда мимо них спокойно прошел небольшой темный транспорт с солдатами. Им как представителям власти следовало заинтересоваться этим, и они повернули назад, но когда их лодка подошла к причалу, батальон противника, конечно, уже успел занять город. Полисмен и почтмейстер даже не смогли попасть в свои помещения в здании городского муниципалитета, а когда они стали настаивать на своих правах, их задержали как военнопленных и посадили в тюрьму.

Гарнизона — численностью в двенадцать человек — тоже не оказалось в городе в то воскресное утро, ибо местный торговец, всеми уважаемый мистер Корелл, пожертвовал угощение, патроны, мишени и призы на состязание по стрельбе, назначенное в горах, милях в шести от города, в красивой лощинке, принадлежавшей самому мистеру Кореллу. Солдаты гарнизона, рослые нескладные ребята, услышали гул самолетов, увидели издали парашюты и беглым шагом направились к городу. Когда они подоспели туда, захватчик уже выставил пулеметы вдоль дороги. Рослые, нескладные солдаты, почти не знавшие, что такое война, а тем более поражение, открыли винтовочный огонь. Раздался короткий треск пулеметов, и шестеро солдат превратились в мертвую изрешеченную пулями рвань, трое — в умирающую изрешеченную пулями рвань, а остальные трое скрылись в горах, прихватив с собой винтовки.

В десять тридцать духовой оркестр захватчика играл прелестные сентиментальные вещицы на городской площади, а горожане, чуть приоткрыв рты, стояли вокруг, слушали музыку и удивленно поглядывали на солдат в серых касках и с автоматами в руках.

В десять тридцать восемь шестеро убитых были похоронены, парашюты сложены и солдаты расквартированы на пристани в торговом складе мистера Корелла, где на полках нашлись одеяла и койки на весь батальон.

В десять сорок пять мэр города, старик Оурден, получил официальную бумагу с требованием дать аудиенцию командующему воинской частью захватчика, полковнику Лансеру, — аудиенцию, назначенную ровно на одиннадцать часов в пятикомнатном дворце мэра.