Неведомые дороги (сборник)

Позднее, став взрослым (точнее, достаточно взрослым), я начал писать рассказы, которые публиковались настоящими издателями в Нью-Йорке. Они не пользовались скрепками и выпускали их не в одном экземпляре. За каждый мне платили больше пятицентовика... хотя, поначалу, не намного больше. Честно скажу, в течение многих лет я сомневался, что писатель может сводить концы с концами, не имея второго источника доходов. Понимая, что вторая профессия писателя должна быть очень колоритной, чтобы потом хорошо смотреться в автобиографии, я подумывал о том, чтобы стать террористом или угонщиком самолетов. К счастью, высокое жалованье моей жены, а также присущие мне скромность и здравый смысл не позволили мне сделаться завсегдатаем федеральной тюрьмы или грудой дымящихся ошметков.

Постепенно, по мере того как мои книги становились бестселлерами, пятицентовики множились, и однажды мне предложили контракт на четыре книги, который обещал принести не меньше денег, чем угон пассажирского лайнера. Разумеется, написать четыре книги – работа не из легких, но, по крайней мере, при этом не нужно таскать на себе бронежилет из кевлара, автомат, запасные патроны и гранаты или работать в тесном контакте с людьми, прозвище которых Бешеный Пес, а то и похлеще.

Когда известие о моей удаче стало достоянием общественности, некоторые люди, в том числе и писатели, говорили мне: "Bay, когда ты выполнишь контракт, тебе больше не придется писать снова!" Я намеревался закончить четыре книги до моего сорок второго дня рождения. И чем же я потом мог заняться? Посещать бары, где устраивались соревнования по бросанию карликов?

Скажем так, я писал большую часть своей жизни, независимо от того, сколько мне за это платили, писал, даже когда не платили ничего, так что маловероятно, что я перестану писать теперь, когда, наконец, у меня появились читатели, которым нравятся результаты моей работы. Мой мотив – не деньги, а любовь к самому процессу, писательству, созданию образов, которые живут и дышат, радость борьбы со словами, встраивание их в единую конструкцию, которая и называется произведением.

Писательство может быть очень утомительным, когда переписываешь страницу в двадцать шестой раз (некоторые приходится переписывать реже, другие – чаще, все зависит от конкретной степени безумия в этот момент). После жаркого сражения с синтаксисом и выбором слов, после десяти часов, проведенных за компьютером, иной раз возникает желание пойти работать грузчиком на склад супермаркета или посудомойщиком в какой-нибудь ресторан. Мне эти профессии знакомы не понаслышке, пусть на этих должностях я подолгу и не задерживался. В самые худшие моменты хотелось завербоваться рыбаком на провонявший тухлой рыбой аляскинский траулер или, прости господи, помогать пришельцам в их проктологических исследованиях, которыми они, похоже, докучают всем контактерам.

Но поймите, писательство приносит интеллектуальную и эмоциональную удовлетворенность, да и вообще очень веселое занятие. Если писатель, работая, не получает удовольствия, его рассказы, повести, романы радости не доставят. Никто не будет их покупать, и его карьера скоро закончится.

Для меня в этом секрет успешной, плодотворной писательской карьеры: получай удовольствие, наслаждайся своей работой, смейся и плачь над своими историями, дрожи в предчувствии неведомого вместе со своими персонажами. Если тебе это под силу, скорее всего, у тебя появится много читателей, а если не появится, у тебя все равно будет счастливая жизнь. Я измеряю успех не количеством проданных экземпляров, а радостью, которую получаю от процесса и завершения работы над книгой.

Да, конечно, время от времени находятся люди, которые меряют мой успех заработанными деньгами и очень из-за этого кипятятся. Тот факт, что кто-то получает удовольствие от работы, выводит их из себя, вот они периодически и разряжаются длинными тирадами или статьями, что мир катится в пропасть благодаря написанному мною и тому, что у меня все в порядке (Я не говорю о профессиональных критиках. Критики – это другая история. Девяноста процентам нравится, как я пишу, а остальные десять, которым не нравится, не намекают, что пахнет от меня, как от трупа, да и вообще я серийный убийца, которого полиция никак не выведет на чистую воду.) Хотя о блестящих достижениях медиков обычно пишут на двадцать третьей странице, если вообще пишут, хотя ежедневным миллионам проявлений мужества и доброты просто не находится места в газете, кто-нибудь из таких крестоносцев регулярно заполняет достаточно много места на газетной полосе воплями о том, что я – литературный антихрист.

Разумеется, я – не единственный объект для подобных нападок. Каждый добившийся успеха писатель в какой-то момент сталкивается с такими странными личностями. Дома мы, по доброте своей, называем их "злобствующие недоброжелатели" или "занудные поганцы" (в более просвещенных столетиях, чем наше, их полагали одержимыми демонами и поступали с ними соответственно).