Неведомые поля (сборник)

Битва между тем с размаху въехала в полный хаос и покатила дальше, пропустив по меньшей мере две станции. Понимала Эйффи или не понимала, что она не сможет управлять своими новобранцами настолько, чтобы они лишь притворялись, будто того и гляди кого-нибудь убьют — что притворство отнюдь не по их части — о том, какое впечатление эти пятеро произведут на прочих воинов Гарта она определенно не подумала. Некоторые из его лучших бойцов до смерти перепугались, только увидев их, и возблагодарили судьбу за то, что она уже успела вывести их из строя. Другие удивительным образом осерчали и обратились против своих ужасных союзников, обороняя рыцарей Симона Дальнестранника от каких бы то ни было посягательств, кроме своих собственных. В ответ Эйффины новобранцы, не колеблясь, ударили по ним, и настоящие мечи окрасились настоящей кровью, оставляя воинов обеих армий кого с негодной в дело правой рукой, кого с рассеченным ахилловым сухожилием, а кого бредущим, пошатываясь, наполовину ослепшим и держащимся за расскроенный череп. Фаррелл и сам получил удар поперек груди, от которого кольчуга Джулии так впечаталась в его тело, что кольчатый узор на коже был заметен еще две недели спустя, и такое же время дыхание Фарреллу давалось с немалым трудом. Они впятером перебьют нас всех.Позже он и Хамид сошлись во мнении, что Джон Эрне может гордиться своими учениками, а ученики в их черед обязаны ему жизнью, хотя в большинстве своем и не подозревают об этом. Какими бы неумехами ни выглядели они рядом с профессионалами из двенадцатого столетия, движения и приемы защиты, которым научил их Джон Эрне, спасли их хотя бы от участи быть зарубленными на месте. Фаррелл видел, как полный юноша с пропитанными кровью реденькими светлыми усами обманным движением бедер, точным, словно у бейсбольного игрока, свалил с ног норманна; он видел, как один из крестоносцев обрушил на голову ронина Бенкеи рубящий удар, способный рассадить и деревянный щит и укрытое за ним тело — но ронин Бенкеи отшагнул вбок и с такой силой двинул вверх свой круглый стальной щит, что меч выскочил из руки крестоносца и, кувыркаясь, улетел к внутренним воротам. Крестоносец не стал его подбирать и в дальнейшем с большой злобой орудовал кинжалом. Фаррелл навсегда сохранил уверенность, что меч подобрал Гарт де Монфокон.

Тем временем откуда-то заслышался громовый рев — кто-то снова и снова вколачивал в пыльные сумерки имя:

– Эйвиндссон! Эйвиндссон! Вблизи ворот, рыча и вращая над головой топором размером с добрый двуручный меч, стоял Бен. Фаррелл уже видел у него однажды такое лицо — пылающее белым огнем, искаженное яростью, раздирающей человека иного времени, и упоение этой яростью, для которого Фаррелл знал несколько мертвых названий. Топор проносился над головой Бена со звуком, напоминающим торопливое дыхание какого-то крупного зверя, а Бен продолжал реветь имя, словно томимый смертельной скорбью по себе самому:

– Эйвиндссон! Эйвиндссон! Пятеро воинов Эйффи устремились к нему, и он встречал их, набегавших попарно и поодиночке, то используя длинное топорище, как кол, которым он пробивал головы и крушил ребра, то вынуждая их отшатываться от свистящего полумесяца лопасти, не давая им и мгновения передышки, которая позволила бы собраться с разумением и прибегнуть к привычным для них приемам боя, но безостановочно молотя их игрушкой, вообще говоря, не способной поранить и кожи. Впоследствии Фаррелл сообразил, что всем пятерым явно приходилось в их собственном времени сталкиваться со страшным берсерком и именно это обстоятельство заставило их обратиться в бегство, а вовсе не то, что Бен одним концом топора ненадолго вышиб дух из венецианца, а другим заехал норманну по ребрам, отчего тот выкатился из ворот, будто крокетный шар. Тут-то и наступил настоящий конец Войны Ведьмы, ибо остальные четверо просто-напросто последовали за норманном — профессионалы, отступившие во избежание ненужных потерь. Эйффи с криком побежала за ними, но они уже далеко ушли в темнеющем воздухе, явно отыскивая место, в котором их, вырванных из разумно устроенного мира, вышвырнуло в этот. Фарреллу показалось, что он увидел, как они отыскалии это место, но тут их скрыли деревья.

Все же они долго не шли у него из головы, и время от времени он представлял их себе завязшими, подобно Манса Мусе, в его, Фаррелла, времени

– несчастных кондотьеров, засосанных Парнелл-стрит, по которой они с безумным ревом носятся среди полубезумцев, притворных безумцев и тихих молодых людей, мечтающих о том, как они убьют кого-то морально. А впрочем, откуда мне знать, может, и приживутся. Вероятно, такое случается гораздо чаще, чем я полагаю. На худой конец, пристроятся где-нибудь в Центральной Америке.Он никогда их больше не видел, да не очень-то и хотел увидеть, но и поглядывать по сторонам никогда уже не переставал.