Неведомые поля (сборник)

Фаррелл так потом и не смог понять, зачем он потащил с собой лютню; да пока все трое карабкались по лестнице, он и не сознавал, что она с ним. Если не считать двери, все остальное никуда не делось и сохранилось в целости, но каждая из комнат будто съежилась, слабо попахивая влажной пылью, как пахнет в доме, многие годы простоявшем закрытым. Никаких звуков, кроме шарканья трех пар подошв и глухого тумканья лютни о его плечо, Фаррелл не слышал, да и те казались странно придушенными, как если бы в доме не осталось воздуха, способного их переносить. Все теперь там, в ее комнате, все — не только ее сын со своей ведьмой, но и свет, душа, энергия, когда-либо бывшие в доме. Того, что уцелело, мы в сущности и видеть не можем, поскольку его без внимания Зии не существует. А внимание ее сосредоточено на том, что сейчас далеко отсюда, в дешевой комнатке, которой я, скорее всего, уже не сумею найти. К востоку от солнца, к западу от луны с незанесенным в справочники телефоном.Он надеялся, что Брисеида отведет их к Зие, как она уже делала прежде, но собака исчезла, как исчезла входная дверь. Та же участь постигла и шкаф с постельным бельем, не осталось даже намека на то, что он когда-то существовал. Теперь пришла очередь Фаррелла терзаться бессильным гневом, однако Бен, сказав: «Туда ведет много путей», — повел их вниз по лестнице, провел вокруг дома и оттуда, вернувшись в дом через одно из не поддающихся сочтению окон, они снова полезли вверх по уклончивой лестничке, терявшейся в смутной неразберихе проходов, которые ускользали от них по всем направлениям. Фаррелл с Джулией хвостом вились следом за Беном по коридорам, которых не могли разглядеть, огибали углы, повернуть за которые можно было, лишь поймав их глазами и затем ни в коем случае не выпуская, проходили сквозь высокие, прозрачные контуры, цвета брошенной ее обитателем паутины, настолько холодные, что кровь начинала болезненно стыть в жилах. Я знаю, что это — призраки комнат, о которых она забыла, сгинувших, когда она перестала их воображать.В этих почти-стенах чувство равновесия полностью покидало Фаррелла, оставляя ему тошноту и боль в сердце и заставляя его хвататься за Джулию. Как страшно оказаться забытым богом, который тебя сотворил, даже если ты комната. И можно ли любить кого-то, способного забыть тебя в любую минуту?Позже Фарреллу не раз приходило в голову, что в конечном итоге они так и не нашли той, последней комнаты на вершине дома. Это она их нашла. Открытый дверной проем, казалось, с ревом накатил на них, зримо затормозив и замерев там, где они стояли. За проемом их ожидала не общая зальца деревенской гостиницы, но толстые, одеревеневшие плети виноградной лозы, густо увившие дверной косяк, с одинаковой зеленой алчбой манившие их к себе и остерегавшие. Пришлось наклониться и вслепую продираться вперед, разводя зеленые плети и топча ногами цветы, схожие с отвратительными людскими лицами; так они выбрались на поляну, где не было ничего — лишь песчаная почва да камни, да Эйффи, танцующая посредине. Другого слова для того, чем она занималась, Фаррелл найти не смог, хотя навсегда сохранил уверенность, что оно существует.

В движениях Эйффи ничего не осталось ни от ее давнего танца с ним, ни от какой-либо из гальярд или аллеманд, в которых он наблюдал ее на сборищах Лиги. Здесь, на этой земле она выглядела свивающимся филигранным оскорблением, представляясь в своем одиночном танце почти двумерной, твердой и тонкой, как лезвие бритвы. Она наступала и отступала в стесненных, узких пределах, перемещаясь всегда по прямой и совершая любой бритвенно-острый поворот и любое скольжение, лишь под прямым углом к предыдущему, словно под ней был темно мерцающий пол, выложенный колючими звездами и пентаграммами. Если она и ощутила присутствие зрителей — а Фаррелл решил, что ощутила — она не уделила им даже крохи внимания, она танцевала.