Неведомые поля (сборник)

Улица уже завивалась вокруг, как свиваются после правильно произнесенного заклинания некоторые хранительные надписи. Джулия обернулась и стойком воткнула в волосы Фаррелла благовонную палочку.

– Давай подождем и посмотрим, куда надумал поехать мой мотоцикл, — сказала она. — Ты же знаешь, я своим мотоциклам никогда не перечу.

V

– Ну и ну, — сказал он. — Хороший у тебя мотоцикл, Таникава.

– Только безнравственный. Не шевелись, останься со мной.

Она опиралась на грудь Фаррелла, глядя ему в лицо, и улыбка приподнимала края ее губ так же нежно, как уходили вверх уголки ее глаз. Зрачки снова сузились до своих обычных размеров. Фаррелл сказал:

– Как хорошо ты пахнешь. Прямо не верится.

Джулия поцеловала его в нос.

– Джо, а ты тощий, — сказала она. — Я вообразить не могла, до чего ты тощий.

– Все койоты тощие. А это мой тотем — койот, — он поднял руку, чтобы коснуться ее щеки, и она положила голову ему на ладонь. — А я вот не мог вообразить, будто ты что-то такое воображаешь на мой счет. Распущенность какая.

– Ну, всегда как-то примериваешься к людям, — сказала Джулия. — Ты разве никогда не гадал, какая я? Или ты вообще не гадаешь?

Теперь она лежала на нем, ее лицо холодило Фарреллу горло, тело обтекало его, как вода. Впрочем, не услышав ответа, она больно ткнулась в него подбородком и дернула за волосы.

– Ну же, Джо, десять лет уже, почти одиннадцать. Я хочу знать.

– Я думал о тебе, — тихо сказал он, — гадал. Все больше — где ты и что поделываешь.

На этот раз он перехватил ее руки.

– Я не хотел обзаводиться фантазиями, Джевел. Так примериваешься к посторонним, к друзьям — редко.

– Так мы и были всегда и тем, и другим. Или ни тем, ни другим. Нарывались друг на друга каждую пару лет, хороводились несколько дней, пока не поцапаемся. Это не дружба, а неизвестно что. Почеши мне спину.

Фаррелл почесал.

– Ну, чем бы это ни было, а оно вселяло в меня надежду. Даже если я сидел на мели в каком-нибудь Бонне или в Албании, всегда оставался шанс — поверни еще раз за угол, а там Джулия. С новой работой, новым языком, в новой одежде, с новым мужчиной и новым мотоциклом.

Он провел ногтями вверх и вниз по ее бедрам и содрогнулся с ней вместе.

– Черт, ты же моя ролевая модель. Я годами тебя имитировал.

– А говоришь, что фантазиями не обзаводишься.

Она соскользнула с него и натянула поверх обоих одеяло, улегшись на бок, поджав колени и став вдруг домашней и хрупкой. Фаррелл попытался снова привлечь ее к себе, но колени не пустили.

– Да, все мои мужчины, — сказала она. — У всех ты ходил в добрых приятелях и даже не ревновал, ни разу. Никогда не смотрел в мою сторону, если я уходила с Аленом, с Лэрри, с Тетси, не думал о том, что я с ними вот так — лежу, разговариваю.

– Лэрри это кто? Который из них Лэрри?

– Лейтенант в Эвре. На воздушной базе. Ты вечно играл с ним в шахматы. Джо, по-моему, ты самый большой лицемер, какого я только знаю. Серьезно.

Лежа на спине, Фаррелл оглядывал комнату. Ощущение, что он дома у Джулии, рядом с ней, еще не охватило его, скорее казалось, что они спьяну ткнулись в первую попавшуюся дверь, та отворилась, и они рухнули друг на дружку в не Бог весть каком свободном пространстве, дарованном им этой ничего не значащей дверью. Однако теперь, в овале света от большой лампы у кровати, он начинал узнавать вещи, которые видел у Джулии в Эвре и в Париже, на Минорке и в Загребе. Три ряда кастрюлек с медными донцами; портрет, для которого она, уже кончая школу, позировала своей сестре; камни и морские раковины, окружавшие ее всегда и всюду; коричневая, залитая кровью пелерина, которую ей подарил в Оахаке одышливый старый мошенник, бывший тореодор. Все те же постельные покрывала из красной сенили, то же чучело жирафа, тот же, кусающий за лодыжки, кофейный столик, купленный в Сиэтле на гаражной распродаже. Коллекция Джулии. Я всегда думал, что она путешествует налегке, а уж мужчины таскают за ней все это имущество — погружают, сгружают и все за здорово живешь.И все равно обуявшее его вдруг чувство наполовину грустной нежности, чувство общности с принадлежащими Джулии вещами, с которыми он давно успел подружиться, пронизало его трепетом, заставив вцепиться в волосы Джулии.

– Почему ты меня окликнула? — спросил он. — Я уходил в полной уверенности, что окончательно все изгадил.