Неведомые земли. Том 1

Возражения, выдвигаемые в настоящее время, также неубедительны. В своем докладе Немецкому археологическому обществу в Берлине 2 ноября 1909 г. Зиглин привел как доказательство недостоверности рассказа Геродота то, что последний не упоминает о тропической растительности, больших реках и т.д. На это Шухгардт возразил ему, что такой argumentum ex silenito [аргумент, основанный на умолчании. — Ред.] нельзя считать достаточным основанием для отклонения версии Геродота. Автор подчеркнул это возражение Шухгардта в своем новейшем исследовании.[18] Он поставил также вопрос о том, что поскольку Геродот в своем труде нигде не упоминает Массалию и Рим, то не следует ли отсюда заключить, что этих городов тогда (то есть в 450 г. до н.э.) еще не было. К тому же Геродот, естественно, мог записать лишь то, о чем ему спустя 150 лет рассказывали в Египте как о свершившемся событии.

В 1903 г. шведский исследователь Шверин в специальной работе пришел к заключению, что против рассказа Геродота нельзя выдвинуть каких-либо возражений.[19] Впрочем, Руге во время обсуждения этого труда привел возражение, которое заслуживает внимания.[20] По мнению Руге, невероятно, чтобы мореплаватели осенью сеяли зерно, а на следующую весну снимали урожай, как это описывает Геродот. Если это было возможно, то почему же к такому средству не прибегали другие путешественники. Между тем ни о чем подобном никогда больше не сообщалось.[21] Прав ли Руге в своем сомнении, автор судить не берется. Оно не представляется основательным, ибо то, что рассказывал Геродот о событии спустя 150 лет после его свершения весьма вероятно, было приукрашено легендарными вымыслами. Но правдивость всего рассказа в целом вряд ли этим умаляется.

Другие соображения говорят за его достоверность. Нельзя, разумеется, отрицать, что финикияне видели солнце на севере. Как уже отмечалось выше (гл. 1), в Красное море корабли всегда выходили в июне — июле. Мыс Гвардафуй можно было обогнуть лишь при северо-восточном муссоне, который [89] начинается не раньше октября. Поэтому мореплаватели должны были пережидать зимние месяцы на тропическом побережье Восточной Африки. Итак, раньше следующей весны они не могли увидеть солнце «справа». Такое наблюдение едва ли можно было сделать, например, севернее устья Замбези; скорее всего, мореплаватели зашли дальше на юг. Но если они уже оказались в этих водах, то вряд ли могли вернуться в Египет тем же путем. Ведь не зная особенностей местных течений, моряки не смогли бы на обратном пути преодолеть сильное течение Мозамбикского пролива. По навигационным условиям проще было вернуться в Египет через Гибралтарский пролив, чем через Красное море! Следовательно, предположение Бергера,[22] будто финикийские мореплаватели хотя и заплыли далеко на юг, но вернулись тем же путем, следует признать маловероятным. Само по себе плавание на расстояние более 25 тыс. км нельзя считать невозможным, если учесть, что суда неизменно держались вблизи берега. Первые мореходы, плававшие в Индию и обратно, огибая в непосредственной близости от берега всю огромную дугу Аравийского залива, проходили в общей сложности не меньшее расстояние. И если вспомнить, какие огромные расстояния часто преодолевали малайцы в Тихом океане на самых примитивных судах, то не приходится сомневаться в возможности плавания вокруг Африки, тем более что речь идет о благоприятных для судоходства спокойных морях.