Неведомый груз

Когда он пришел в себя, у ступенек стоял Уот Форстер. Мортон ни одного мгновения не сомневался, что это галлюцинация, и только старался сквозь тело призрака увидеть ствол ближайшего дерева. Но это никак не удавалось ему, и в отчаянии он нагнулся за ружьем.

В это время Форстер, удивленно смотревший на Мортона, сказал:

— Здравствуйте! Вы давно здесь? Видели ли вы мою записку, прибитую к двери?

— Здравствуйте! Вы давно здесь? Видели ли вы мою записку, прибитую к двери?

Знакомый голос Форстера, а главное — прозаическое упоминание о какой-то записке успокоительно подействовали на Мортона. Он вытер платком голову и лицо, сделавшиеся вдруг совершенно мокрыми. «Откуда у меня такая слабость?» — вяло подумал он.

— Здравствуйте, Форстер! Я здесь уже две недели. Но что же случилось с вами? Почему вы бросили дом и исчезай? Я думал, вас убили. Дом подвергся разграблению.

— Да? — равнодушно сказал Форстер. — Я отправился совсем не надолго, но со мною произошел солнечный удар, и я пролежал в индейском поселке, пока мне не стало лучше. Я и теперь чувствую себя очень неважно. Вероятно, в тот день я уже с утра был в невменяемом состоянии. Смутно, в каком-то тумане вспоминается все, что делал тогда. Так вы не нашли на дверях никакой записки?

— Нет.

— Может быть, я сам не приколол ее, может быть, ее сорвали обезьяны.

— А что в ней было написано?

— Не помню, — ответил Форстер.

Но Мортон понял, что он отлично помнит.

«Все равно Форстер уже мертв для института и для меня. Я убью его. Дом у дороги в джунгли — мой», — думал Мортон.

После ужина Мортон и Форстер сидели за столом в библиотеке и курили. Несколько раз Мортон ловил на себе пристальный взгляд Форестера, и ему делалось не по себе.

— Отчего вы на меня так смотрите, словно ищете на моем лице знак проказы?

Форстер засмеялся.

— Проказы? Просто вы очень изменились, Мортон. Как вы себя чувствуете?

— Ужасно болит голова, лихорадит и даже тошнит. Может быть, эти от плохого табака?

Разговаривая, Форстер небрежно чертил на бумаге какие-то фигурки.

Разговаривая, Форстер небрежно чертил на бумаге какие-то рисунки…

Он подтолкнул листок к Мортону и сказал:

— Любопытный эффект получается, если, попеременно закрывая то левый, то правый глаз, смотреть на этот маленький черный кружок между двумя квадратами.

Мортон тяжело поднялся со стула, опираясь руками о стол. На его бледном лице блестели крупные капли пота.

— Я знаю, Форстер, что вы очень большой знаток тропических болезней. Но почему вы меня считаете таким невеждой? Вы показываете мне рисунок из книги Ричардсона, 517-я страница, исследование зрения на онхоцециазис — слепящую болезнь Южной Америки. Что это значит?

— К сожалению, ничего хорошего. Накануне того дня, как я покинул станцию, я обнаружил в доме комаров, переносчиков этой болезни, сильная вспышка которой произошла неподалеку отсюда. Индейцы для уничтожения этих комаров пользуются дымом одной травы, и, собственно, за ней я и поехал. Хорошо помню, что приколол к двери записку со словами: «Смертельная опасность! Здесь смертельная болезнь…». Слуг я отпустил в индейский поселок, чтобы не подвергать их опасности заболеть… Не пугайтесь так. Может быть, у вас просто очень сильный припадок лихорадки.

Мортон скомкал рисунок Форстера и бросил бумажку на пол.

— Я, несомненно, болен, и болезнь уже запущена. Есть у вас какое-нибудь средство против нее? Я не знаю ни одного.

— Я попробую, — ответил Форстер.

— Но почему вы сами не удираете? — воскликнул Мортон.

— Или вы рассчитываете убежать ночью? Впрочем, я мелю вздор. Вы бесстрашный человек, Форстер, когда дело идет о болезнях. Но вы становитесь наивным, тупым, когда дело касается ваших личных интересов. Я открою вам глаза, прежде чем мои собственные закроются навсегда. Ведь и вы, и Симпсон, и Ленк — только ширма для института. Вы до некоторой степени должны были маскировать всю остальную массу служащих станций, занимающихся не борьбой с тропическими болезнями, а изучением их как средства войны и вообще уничтожения «лишних» людей на земле. Вам дали возможность действовать, как вы хотели, пока вы не развернули своей работы в слишком большом масштабе. Вы думали, что своей самоотверженной работой приносили пользу людям? Ерунда! Вы причиняли им только вред, укрепляя в этой богом забытой стране позиции института и всех тех, кто стоит за его спиной. А теперь вам решительно говорят: «Довольно, доктор Форстер, убирайтесь отсюда!»

— Вы ошибаетесь, — сказал Форстер. — Я совсем не так наивен и отлично понимаю, что моя жалкая деятельность врача не может ничего исправить. Это все равно, что лечить болезнь Чагаса валерьяновыми каплями. Но постепенно я собрал здесь такой разоблачительный материал, который, как ураган, сметет все станции института, разбросанные вдоль Амазонки.