Невенчанная жена Владимира Святого

Наученный горьким опытом борьбы с непокорными вятичами, Владимир заставил булгар принести клятву: «Тогда не будет меж нами мира, когда камень начнет плавать, а хмель тонуть!» Конечно, булгары приняли такой подарок киевского князя с благодарностью. А вот торки остались обиженными. Владимир собрал вождей торков на совет. Разговор был коротким: идем на хазар! Обиженных булгар за спиной оставлять нельзя, можно домой не вернуться. Торкам было все равно, как станет возвращаться в Киев Владимир, они хотели одного – получить обратно свои степи для выпаса коней.

Но громить Итиль, как сделал когда-то его отец, Владимиру не пришлось. Еще на подходе к Хазарии к нему прибыли послы эмира Хорезма. Сообщение их было не слишком приятным – эмир воспользовался возможностью и взял земли хазар под себя, Итиль полностью подчинился Хорезму. Ширваншах заступаться за хазар не стал. Это был уже новый поворот. Воевать с эмиром Хорезма себе дороже, это не едва оживший Итиль, даже если Хазарию отобьешь, то Хвалисское море после того будет закрыто. Чего ради тогда и Хазарию воевать, да и Булгарию тоже? Но эмир не угрожал войной, наоборот, он предлагал заключить мир! А чтобы русичам и их союзникам торкам не обидно зря далеко ходить, Хазария заплатит дань, но только один раз.

Владимир смотрел на послов эмира и прикидывал выгоды, какие получит от союза с эмиром Хорезма, практически державшим теперь Хвалисское море и выход в него по Итилю. Получалось, что большие, чем если все же нападет. Князь согласно кивнул:

– Только пусть моих союзников не обижает. Торкам одной дани мало…

У старшего посла чуть заметно дернулась вверх бровь. Киевский князь не так глуп, чтобы ожидать дань для кочевых торков каждый год. Чего же он хочет, что задумал? Владимир улыбнулся:

– Мне не нужно от эмира ничего, кроме дружбы. А вот торкам отдайте то, что не нужно вам.

– Что? – все же не удержался посол.

– Степь им нужна, коней своих пасти! А продавать вам же и станут. Городов не тронут, не в том их интерес.

Хорезмиец смотрел на киевского князя и думал о том, насколько хитер этот русский барс, сын великого полководца князя Святослава! В отца пошел, только отец больше воевал силой дружины, а этот, похоже, умом берет! Склонил голову:

– Мы передадим эмиру твои речи, князь.

Владимир кивнул, соглашаясь, но все же заметил:

– Мне здесь стоять, ответа дожидаясь, или!.. – Что «или» не договорил, но направление взгляда не оставляло сомнений, что пойдет на Итиль. Конечно, эмиру было совсем ни к чему появление русских ладей у стен Итиля, посол кивнул:

– Ответ будет завтра.

Хотя эмир не оговаривал с послом такой возможности, но всегда твердил, что в Хазарии его интересуют только сами города и торговый путь по Итилю, остальное может пропадать пропадом. Зачем же пропадать? – решил посол и согласился с требованием Владимира. Торки тоже. Договорились о послах в Киеве для подтверждения обоих договоров – и с эмиром, и с булгарами.

Владимир возвращался в Киев довольный. Добрыня к себе в Новгород тоже. Торговый путь по Итилю и в Хвалиссы был открыт, а это многого стоило!

На обратном пути Добрыне донесли, что в Новгороде его ждет желанный гость. В Ладогу вернулся приемный сын Владимира Олав Трюггвасон. Услышав это имя, князь сначала нахмурился:

– Чего надо этому предателю?

Добрыня усмехнулся:

– Князь, он ничего против тебя и не сделал.

– Ага, только с Мешком породнился! Пошел в зятья к моему врагу!

– Взял в жены дочь твоего врага. Велика беда! Он и дня у Мешка не жил, к тому же овдовел и теперь вольный.

Было заметно, что Владимира очень волнует судьба непутевого норвежца, но он делал вид, что не интересуется Олавом. Все же не удержался и проворчал:

– И что делает этот вольный?

Добрыня захохотал:

– А побережье грабит! Собрал таких же вольных и свирепствует в датских водах. Владимир, а ведь он готов вернуться, если примешь…

Князь не смог сдержать довольной улыбки, но постарался скорее спрятать ее от Добрыни.

– Чего он со своими головорезами в Киеве делать будет? Я от одних с трудом избавился.

– Зачем в Киеве? Пусть побережье и хранит.

– Да ведь к нам никто не лезет? – подивился князь.

Добрыня вздохнул:

– Не скажи… Все ближе и ближе к Ладоге снова подбираются. И эстов грабят без разбора. Твоя же дань в чужие руки уходит.

Владимир кивнул:

– Да я его уже давно простил. Глупый он был, еще молодой…

Добрыня в усы проворчал:

– И ты не лучше…

– Я?! – Владимир всегда загорался, как сухая трава. – Олав сам уехал, я его не гнал!

Дядя внимательно посмотрел на племянника, точно прикидывая, стоит ли говорить то, что думает. Тот понял, потребовал:

– Ну говори уж все, говори!

– Ты! – разозлился Добрыня. – Ты глупый! Всем наветам верил, всех ненужных людей слушал.

– Каких это? – изумился князь.

– Тебе говорили, что Олав к княгине в дружину перейти хочет?

– Говорили.

– Поверил? Ну скажи, поверил?

– А с чего было не верить? Каждый день с Рогнедой беседы вел, ходил за ней точно привязанный.

– Да ведь она его своим сыном считала!

– Хорош сын, чуть младше матери! – фыркнул Владимир.