Never Finished: Unshackle Your Mind and Win the War Within

"Даже твой хрящ научился оставаться твердым", - пошутил он.

Я не очень смеялся, потому что эти подробности я должен был услышать во время выздоровления, а не спустя две недели. Это меня беспокоило. Однако я не мог не испытывать и извращенного чувства гордости. В моей жизни было так много случаев, когда я чувствовал себя травмированным или больным во время интенсивного физического развития, но отказывался бросать, что заставляло мое тело становиться великим компенсатором. За эти годы я приспособился справляться с несколькими медицинскими заболеваниями - одни я унаследовал, другие приобрел, - чтобы совершать десятки напряженных многодневных подвигов на выносливость. К недоумению моего врача, я увидел медицинское доказательство этой вынужденной компенсации. Я так долго нагружал свои кости, что они стали плотными, как камень, а хрящи превратились в цемент, который практически невозможно было пробить. Но после нескольких неудачных попыток врачу все же удалось его разрезать.

Признав компенсацию моего тела как то, чем она была, - физиологической адаптацией, которая позволила мне продолжать тренироваться на высоком уровне, - он все же использовал шаблонный подход к операции. Мои колени, несомненно, были испорчены до операции, но я все еще мог функционировать с ними. Всего за несколько часов до того, как меня привезли в операционную, я пробежал десять миль. Теперь, две недели спустя, я хромал к стационарному велосипеду в спортзале в надежде попотеть и продержался двадцать две минуты, прежде чем боль захлестнула меня. Я прошел путь от "Моаб 240" до бега через весь штат Флорида и двадцати двух минут на велотренажере.

Я снова пришел к доктору через месяц после операции, и когда я рассказал ему, как сильно мучаюсь и как мало двигаюсь, он преуменьшил это и на следующем дыхании небрежно сообщил мне, что во время операции он просверлил одну из моих костей. Ни разу в ходе подготовки к операции он не упомянул об этом даже как о маловероятной возможности, и, несмотря на то, что видел меня во время выздоровления и дважды после него, он ни разу не упомянул о том, что просверлил два маленьких отверстия в моем левом бедре. Это было странно, потому что о такой процедуре врач вряд ли забудет.

Он сказал, что после удаления большей части хряща в моем левом колене он хочет задействовать мой костный мозг, чтобы он вытек, собрался в лужицу и образовал сгусток, который со временем, как считается, будет имитировать прокладку, обеспечиваемую неповрежденным мениском. Он также упомянул, что в какой-то момент во время операции он очистил операционную от всех, кто не был важной частью процесса. Это откровение не вызвало у меня гордости. Оно вывело меня из себя. В моей жизни было несколько серьезных операций, и я никогда не получал важные и неожиданные подробности по частям. Хирургов учат объяснять суть операции при первой же возможности, но этот парень играл не по этим правилам.

Начиная со следующего дня после операции, Киш несколько раз хотел обратиться к хирургу и попросить его объяснить уровень боли и неподвижности, потому что они выходили за рамки ожиданий, которые он озвучил. Я чувствовал то же самое, но изо всех сил старался контролировать свои эмоции и не нажимать кнопку паники. Однако по дороге домой из его кабинета после того, как я узнал о просверленных им отверстиях, мое беспокойство возросло.

В тот вечер мы с Кишем провели небольшое расследование, и то, что мы прочитали в Интернете, оказалось тревожным. Из того, что я понял, следовало, что он сделал мне какую-то операцию по микроперелому и ни словом об этом не обмолвился. После нескольких бессонных ночей я написала доктору около пяти утра и сказала, что мне нужны ответы, причем прямо. К моему удивлению, он ответил сразу же и продолжил повторять, что состояние коленей будет только улучшаться после того, как их приведут в порядок. Я спросил его о процедуре микрофрактуры. Он сказал, что операция по микрофрактуре предполагает минимум пять отверстий, а он "просверлил" только два и что к этому моменту они "должны" быть заполнены. Он сказал, что очень скоро я вернусь к бегу, как раньше, и что ничто меня не удержит. Я и так догадывался, что этот доктор - полное дерьмо, но этот обмен сообщениями подтвердил это.

Я больше не могла ему доверять. Какими бы чистыми ни были его мотивы, он принимал сомнительные односторонние решения, плохо справлялся со своими обязанностями, оставил меня без костей, а потом понемногу сообщал мне тревожные подробности. Всему этому не было оправдания.

17 марта я впервые после операции встала на беговую дорожку. Я была на физиотерапии, и персонал еще не знал об этом, но я уже решила, что это мой последний день. Мое правое колено чувствовало себя немного лучше. Левое по-прежнему ломило и разваливалось на медиальной стороне. Терапевты, которые следили за моим прогрессом, были связаны с моим хирургом, и, несмотря на мою боль, они хотели, чтобы я пробежался с ним в течение пяти минут. Я пробежал сорок две.