Сидели они на крыше долго, очень долго — час точно. Обнимались, говорили ни о чем и обо всем, слышали сердца друг друга, задавали глупые вопросы и признавались друг другу в том, как чертовски скучали и будут скучать. Продолжались эти беседы по душам очень долго, настолько долго, что Элис и не успела заметить, как край неба окрашивается в ярко-синий. Через пару минут небо засияло сине-зеленым градиентом, воруя и скрывая звезды, что украшали небо этой холодной летней ночью. Где-то вдалеке виднелись взлетающие самолеты, белые хвосты, что они оставляют за собой, рассекали небо, как ножницы разрезают бумагу. Стоило небу залиться светло-оранжевыми и желтыми оттенками, словно кто-то разлил на черный холст акварельные краски, как Лафейсон поднялся с шезлонга, подошел к краю и завороженно взглянул в краски рассвета, что становились ярче и сгущались с каждым вздохом. Элис встала рядом с ним, и на её плечах не было пледа. Локи не помедлил, и его мантия, тяжелая, но чертовски теплая, уже упала на худые плечи девушки. Он бросила ему в ответ скромное и тихое «спасибо», и Локи впервые улыбнулся ей, искренне, не ехидно, с заметной любовью и искрами в глазах.
— Элис… — печально выдал Лафейсон, поставив её напротив себя, — Мне нужно идти.
Девушка замотала головой, взяла его за воротник и сильнее сжала. Холодные руки трикстера коснулись её талии. Элис посмотрела ему в глаза, и где-то в глубине души поняла, что каким бы жалостливым не был её взгляд — он всё равно уйдет. Рано или поздно, но… уйдет. Не сразу до Роджерс доходило, что он, как бы ни хотелось, не может быть рядом с ней вечно.
— Прощай, Элис, — сказал Локи, и на пару мгновений прильнул к её губам. Нежно, сладко, настолько, что Элис возжелала бы, чтобы это мгновение длилось бесконечно. Она хотела бы запомнить и никогда не забывать каждую деталь: сухость его губ, холод ветра, из-за которого её глаза заслезились, как горит её тело и как холодны его руки, и… как в одно мгновение он исчезает, и её губы, на вздохе, мягко отпускают его, и Элис оказывается дома, одна, еще на долго одна, задумываясь лишь над одним вопросом, надеясь, что Локи её услышит:
«Почему ты не встретил это рассвет со мной?»
========== who is he? ==========
— Пит, я ничерта не понимаю! — воскликнула Элис, дрожа над очередной задачей по химии. Она ударила рукой по лбу, а после потянулась к куриному наггетсу.
— Ты и не пыталась, — лучезарно улыбнулся ей Питер, наклоняясь к её тетрадке и заканчивая стаканчик шоколадного молочного коктейля. Паркер чувствовал себя словно преподаватель Оксфорда, словно чертов гений. Настолько плохо у Элис было с точными науками.
— Сжальтесь, профессор… — промурлыкала и усмехнулась Элис, потягиваясь. Она будто знала, что Паркера это точно растопит. Хотя, на самом деле и не догадывалась. Все знали о влюбленности Пита в мисс Роджерс, абсолютно все, кроме, как ни странно, её самой.
Питер опустил глаза, скрестил руки на груди, выдохнул, и, набравшись смелости, ответил:
— Ладно, хватит с тебя задач со звездочкой на сегодня.
— Спасибо, Питер. — улыбнулась Элис, быстро засовывая тетрадь в рюкзак в виде пингвина, пока Паркер не передумал. Он смотрел на неё, улыбался и допивал свой милкшейк.
Они расплатились и покинули забегаловку. До дома Элис было далеко — квартала четыре, не меньше. Питер не знает, почему затащил её именно сюда. Может быть, потому что здесь было спокойно и тихо, а Элис — не любитель шума. Может быть, потому что захотелось побыть с ней наедине, и если бы успел, быть может, даже пригласил бы её на следующую встречу, а может, даже на свидание. Но, почему-то, смелости у него на это не хватило. Или времени.
На улице было холодно, не смотря на то, что сейчас лето. Элис замотала вокруг шарф шоколадного оттенка и выправила из него светлые волосы. Питер надел на голову капюшон и украдкой взглянул на неё.
— Тебя проводить домой? — пролепетал Паркер.
— Была бы не прочь, — мурлыкнула Элис.
Город шумел, цвет света фонарей и вывесок окрашивал всё в яркие, мерцающие и неоновые оттенки. Элис обсуждала с Питером последний фильм, на который они ходили вместе с Мишель и Нэдом — главными сводчиками и советниками Питера и Элис. Нэд не казался Элис приятным другом, уж слишком шумный и навязчивый, как для неё, а вот с Мишель они на удивление быстро и легко сошлись. Роджерс стала хорошей моделью, из-за, как говорит Мишель, больших и грустных глаз, а Джонс — прекрасным психологом и, в последствии, они стали хорошими подругами. Для Элис дружить с девчонками, да и вообще, с живыми людьми, было в новинку. Она замкнулась в себе после перевода в другую школу, сильно замкнулась. А Мишель помогла ей вновь раскрепоститься. Потом познакомила с Питером. И пути назад уже не было.