Nevermore, или Мета-драматургия

— Хорошо, я приду. Буду минут через двадцать! — Я улыбнулась ненавистному телефону и понеслась, забыв даже перезвонить Остапу и отменить назначенную встречу.

И через обещанные двадцать минут уже входила в знакомую депрессивную комнатуху. Я не раз бывала здесь, но так и не привыкла к тоскливому содраганию, охватывавшему с первых минут: настолько мрачен был интерьер, выдержанный в готично-суицидном духе. В такой обстановке и я бы годами не вылезела из депрессии. Потолок — не белый, а темно-серый, узкое окно с багровыми шторами, упирающееся в кирпичную стену, старая мебель с опушкой пыли. Зловещие постеры. Обои над тахтой исписаны черным и красным фломастером: 'LOVE IS HATE', 'BLACK BIRD — SUICIDE', 'SELF-KILLING — MY WINGS', 'ATUM!!!'…

Бэт наполнял меня рыдающими словами о том, как ему плохо без Айви… она в своей дурацкой Москве, он — здесь… ему безумно хреново… он на грани су… Он плакал, и в заплывших от слез карих глазах плескалось искреннее горе, словно вмещавшее в себя все расстояние между двумя столицами.

Это тянулось несколько часов, на протяжении которых я выдавливала из себя слова сочувствия, стараясь не показать, как, в свою очередь, хреново мне. Как хочется мне закричать: 'Ну неужели ты, такой умный и тонкий, не видишь, не понимаешь, что занимаешься сейчас самым изощренным садизмом?..' И еще одна мысль, горестно-недоуменная, билась во мне и просилась вылиться в крик: 'Как же так? Ведь вы любите друг друга — ты и Айви. С вами случилась самая дивная вещь на свете, вы выиграли главный приз в жизненной лотерее. То, что судьба всегда проносила мимо меня, словно кубок с вином на пиру мимо впавшего в немилость гостя. И это счастье, этот дар богов ни на малую долю не облегчает твоей депрессии, не отменяет желания умереть?..'

Устав плакаться, он сменил тему — заговорил о своем будущем лечении в платной клинике, и мне стало легче.

— Кстати, о клинике, — вспомнила я. — Три дня назад ты рассказывал Таисии свой сон, помнишь?

— Про то, где моя голова со свистом пролетает мимо меня и шлепается в океан крови?.. Конечно, помню. Мне нередко снятся сюрреалистические сны — Дали и Бюнюэль отдыхают.

— Так вот, самое интересное, что и мне похожий сон приснился. Там тоже была отрезанная голова, правда, неизвестно чья — валялась под кустом.

— Мой сон круче, — самодовольно заметил он.

— Да не в этом дело! Таисии тоже приснилось: кто-то отрезал твою голову перочинным ножиком.

— Видимо, всплыло ее потаенное бессознательное желание. Дедушка Фрейд не зря говорил: сны — это то, чего мы хотим и чего мы боимся. Твоя матушка желает мне исключительно хорошего: смерть через отрезание головы одна из самых быстрых и надежных.

— Да дашь ты мне договорить или нет? — возмутилась я. — Таисия сказала, что сон, повторенный трижды, да еще у разных людей, не простой, а символический. И его надо растолковывать.

— И она, конечно же, растолковала.

— Да. Она считает, что тебя могут там залечить, в твоей клинике. Голова — твоя суть, твоя индивидуальность. И твоя боль. Тебе там вылечат твою боль, лишат индивидуальности. Станешь безликим и безголовым. Это не тот путь, не настоящее исцеление!

— Передай, пожалуйста, своей матушке мою глубокую благодарность, — он изогнулся в поклоне. — Поражаюсь, когда она успевает есть, спать и смотреть телевизор — настолько огромное количество времени занимают у нее мои проблемы. Но, да будет вам с ней известно — я не маленький мальчик и сразу сказал Иноку, что не согласен ни на какие радикальные методы лечения, типа электрошока, инсулинового шока или жесткой химии. Да и сама клиника, честно сказать, еще под о-очень большим вопросом…

Зазвонил телефон.

— Здра-авствуйте! Приятно удивлен вашим звонком… Нет-нет, никакой иронии! — По первым же словам, по радостной и чуть насмешливой (но никак не язвительной) интонации я догадалась, что звонит моя ближайшая кровная родственница, 'сиамский близнец'. — А можно попросить вас об одной вещи?.. Нет, правда, если это чрезмерная наглость, вы так и скажите… Мне так плохо сейчас — не могли бы вы приехать и немного посидеть со мной… выпить… Джин-тоник, как вы любите, я прекрасно помню, что пиво вы не пьете… Да? В самом деле?… Огромное спасибо! Жду!

Его фразы вбивались в меня гвоздями. Я ощутила себя тряпичной куклой, разорванной пополам и за ненадобностью выброшенной на мостовую, под грязные колеса грузовиков и легковушек.

Я дернулась, чтобы встать и уйти, сохраняя хоть каплю гордости, хоть видимость достоинства. Но Бэт охватил мне запястье, удерживая.

— Отпусти! — Я рванулась в сторону двери с такой силой, что опрокинулось кресло, и пальцы его разжались.

— Постой, не уходи так! Извини меня! Хочешь, я на колени встану? — Он и впрямь опустился передо мной на колени, не давая пройти в прихожую. — Ты очень хорошая, правда, но сейчас мне действительно нужнее твоя родительница…

— Да, конечно, я все понимаю: она умнее, опытнее, она может поговорить и поддержать, может выпить с тобой, а я не пью… я ничто и никто. Отпусти меня сейчас же! Не думаю, что тебе будет интересно лицезреть мою истерику.