— Добрый вечер, — гордо сказал я, предчувствуя, что-то такое, от чего вот сейчас в это самое мгновение жизнь моя начнёт вертеться совсем в другую сторону.
— В общем-то, я рад, что нам с тобой придётся породниться. Она мне всё рассказала, и я даже не отговаривал её, а это я делаю не часто, — проговорил сквозь торчащие изо рта листья салата Степанов.
— Вы о чём? — в надвигающемся холодном поту, начал я.
Вот она — воронка! Уже засасывает.
Степанов глянул, приподнял брови:
— Надеюсь, со свадьбой затягивать не будете. Ей замуж пора аж пищит, — хищно осклабился Степанов и потянулся за салфеткой.
— Ну пап…
— А что пап, сама говорила, что замуж хочешь за него, теперь не отказывайся.
— Я не совсем понимаю… — попытался я встрять в их семейный разговор.
Такое впечатление, что меня нет, или я есть, но никому нет до этого никакого дела.
— Да что тут непонятного, ты архитектор, ты не волнуйся, я своей доче денег на свадьбу не пожалею. И звёзд пригласим самых, самых. Отгуляем, как положено. Человек пятьсот точно наберётся. А это уже не корпоратив какой. Это уже нужно показать, что Степанов для своей дочи, на всё готов на любые растраты.
Он поковырял вилкой в зубах и глянул на меня взглядом человека, который не привык, чтобы поперёк его мнения становились. И вот тут я действительно я понял, как глубоко влип. И из этого дерьма просто не выбраться. Всё.
Я представил свадьбу, о которой он говорит.
Вот и закончилось моё холостяцкое существование. И чего я раньше не женился, на какой-нибудь простушке. Сейчас бы благополучно ходил на лево и был обычным мужиком. Как и все. Нет, всё что-то петушился, чего-то ждал. Любви какой-то.
А любовь пришла, и сделать ничего не можешь, чтобы эта любовь не просто мечтой осталась.
И ведь, как по-глупому попался. Это ж надо.
Ужин прошел в разговорах о свадьбе, только я в нём почти не участвовал. Иногда поглядывал на двух амбалов, что дежурили у входа, и просматривали зал сканирующими взглядами. Это они Степанова типа охраняют. Тут никак не убежишь. А если сказать, так и так, мол, не хочу жениться на вашей дочери, так эти амбалы меня тут же и уроют. Пусть лучше один раз уроют и отвяжутся.
Но что-то у меня кишка тонка, так сказать.
Я ощутил себя маленьким зверьком, которого схватили, сжали лапки, засунули в клетку и заставляют бегать, крутиться в колесе, в котором мне совсем не нравится бегать и крутиться.
Вот и всё закончилась, что называется воля, здравствуй — жизнь подневольная.
Через пару часов этого ресторанного ада, я вышел провожать Степанова с дочерью к их машине.
Когда он уже сел, она жеманно подошла ко мне притулилась, я сделал вид что мне приятно. Ну вот сделал, каюсь, прогнулся под это всё, и она чмокнула меня в щёку.
— Пока милый, завтра я тебе позвоню. Теперь нам нужно встречаться чаще.
— Ага, — только и смог выдавить я.
Она села в машину и они уехали.
А я остался.
С минуту я так и стоял.
Ну, что можно идти застрелиться, или сбросится с двадцатиэтажки в которой живу. Теперь уже смело можно выбирать, каким именно образом со всем покончить.
Вспомнил маму, потом Софию.
О-ё-ё-й!
Домой возвращался грустный, в состоянии молчаливого транса. Ничто не могло сейчас расстроить меня. Что могло уже случилось.
В лифте притулился к стене и потеряно смотрел в угол. Двери открылись, я вышел. По привычке обернулся и…
Не верю глазам своим…
Моя любимая, моя девочка, моя королева, как же… сидит на лестнице, прижалась к перилам, спит. Правда спит.
И теперь я ощутил в ней потребность такую сильную, какой раньше просто не замечал.
Я подошел, присел.
— Эй.
Она открыла глаза. Такая красивая, нежная, такая…
Вот кого я сейчас хочу…
Глава 32
— Эй, — услыхала я.
Кто-то коснулся моего колена, и я открыла глаза.
В следующее мгновение его губы накрыли мои. Руки мои потянулись и обвили его шею, проникли под мягкую ткань кашемирового пальто, и я почувствовала себя затянутой в безумные объятия его сильных рук.
Ладонь Платона легла под голову, а тело наваливалось на меня, и холодные ступени стали давить и заставляли умоститься удобней.
Я падала, но не с высоты, а в мыслях. Падала на лестницу и уже представляла, как сейчас будет. Он просунул руку под халат. Зря старалась, туго завязывала, это всё равно никак не помогло.
Смелые пальцы скользнули под трусики.
Горячие губы Платона с запахом коньяка, приникли к моим губам и скользили по ним. Язык смело прошелся по зубам и устремился в глубину. Я прогнулась, Платон навалился и я расставила ноги, для того чтобы удобнее обхватить его бёдра.
Так хорошо. Укрытые его пальто, мы словно единое существо, упавшее тут на лестнице. Громко вздыхая и притягивая друг друга, делали то, что нам хотелось в эту минуту больше всего.
Клянусь, мне было всё равно увидит ли кто-то или пройдёт мимо, или даже остановится.
Я прижималась ногами к его торсу и не могла сделать ничего, ни одного движения, чтобы отстраниться. Попытаться понять, вспомнить, где мы находимся. Нет. Наоборот, я всё сильнее прижималась к его телу.