— Сейчас, я включу диктофон, и всё что вы скажете, будет записано. А потом я пойду в полицию, и напишу заявление, что вы оскорбляете меня. И ещё что-нибудь такое напишу, что вы меня избивали и возможно даже…
— Ха-ха-ха-ха, — громко посмеялся он в потолок, — я у себя дома! Что хочу то и говорю!
— Правильно, вы — домашний тиран! А то, что вы делаете, называется — домашнее насилие!
Даже не знаю, откуда смелость взялась.
Наверное, несчастный вид этой женщины заставил говорить. И ещё мне показалось, что он муж её делает это только, когда она кого-то приводит. Так, для забавы. Или чтобы её раздражать. Не похож он на тирана, хотя, кто его знает.
После слов о диктофоне мужчина притих и единственное, что крикнул:
— Всё равно ты не будешь тут работать!
И вот тут мне по-настоящему стало обидно.
— А что мне делать? У меня маленький сын и муж вот, такой типа вас! Что я должна делать? Подскажите, куда мне идти? У меня нет денег, нет друзей, и нет никого кто бы мне помог! Давайте, обзывайте, кричите! Называйте шлюхой, как хотите, но дайте мне работу!
Он притих, встал со своего кресла и пошел куда-то вглубь дома, а оттуда крикнул:
— Да делайте вы, что хотите!
Я глянула на хозяйку, она на меня, мы улыбнулись друг другу.
— Вообще-то он хороший, — сказала она.
— Меня София зовут, — протянула я ей ладонь.
— Дарья Ивановна. А он Алексей Семёныч.
— Очень приятно.
Так у меня появилась работа.
Глава 45
В эти дни, вынужденного пребывания в больнице, я много думал.
Рисовал в уме картины и способы избежания неминуемой участи. Я реально чувствовал себя подневольным человеком, от слов и желаний которого вообще ничего не зависит.
Это страшно злило. Собственное бессилие угнетает.
Поэтому ум мой бесконечно искал выхода.
Но, за активностью и изобретательностью ума не поспевала мощь моего тела. Вернее сказать, она совсем не двигалась. Прогресса никакого, а с ним и угнетённое состояние всё глубже захватывало мозг.
И на те мысли, которые требовали — встать и идти, я уже реагировал вяло, понимая, что осуществиться этому не скоро придётся.
А что если никогда?
Не знаю, что они мне там отбили, но вставать на ноги я не мог. Поэтому и приходилось терпеть всяческие унижения, от Венеры и её ненасытных желаний. Они с каждым днём становились всё ненасытнее и изощрённее. Даже не знаю, как я это всё терпел. Даже получал удовольствие.
Несколько раз я пытался встать, но всякий раз тело пронизала острая боль. И тогда я бросал эти попытки, всё больше понимая, что возможно это и есть моё будущее. Жизнь в комнате на кровати, и в объятьях безумной Венеры.
Неужели так всё и будет?
Я закрывал глаза, силой мысли пытался заставить исчезнуть боль и вернуть в ноги силу и возможность двигаться. Всякий раз я падал в бессилии на больничную кровать и проклинал всех на свете. В первую очередь Венеру Степанову, из-за которой я здесь.
Бесконечно копался в памяти, вспоминал, что я сделал плохого из-за чего мне приходилось всё это терпеть. Искал и находил, много всего. Вереница лиц девушек, их тела, слёзы, признания.
Да, вот и расплата. Радуйтесь, я получил по заслугам.
Перспективы моего ближайшего будущего рисовались безрадостными и туманными. Хорошо если это буде коляска, а не кровать. Тогда я хотя бы смогу заниматься своим делом. И ещё я понимал, даже если буду в коляске, Венера не отцепиться от меня. Честно сказать не понимаю, почему?
Она как фанатка, которой всё равно. Я всячески показываю ей свою нелюбовь. Но она, как будто не замечает. Её не нужно убеждать в любви, она счастлива уже тем, что любит сама и что я в её власти. Всё остальное для неё не так важно.
А что скажет София, когда увидит меня в коляске, выдержит ли её любовь. Вот что меня тревожило больше всего.
Что если такой я буду ей не нужен?
Анжелика тоже навещала с завидной регулярностью. Она принесла телефон. Но когда я спросил, позвонила ли она Софии, сказала что не нашла бумажку о которой я говорил. И это подозрительно, потому что на моём столе не нужно особого труда, чтобы найти какую-то бумажку. Там не так много бумажек.
Тогда я понял, ещё одна нить оборвалась и путь мой к Софии займёт намного больше времени, чем казалось вначале.
Но вдруг, всё изменилось.
Однажды вечером, использованный, но не сломленный, я валялся уже который день на этой чертовой кровати и смотрел в пустоту окна. Венера ушла, после того как поимела меня совершенно беспрепятственно, в который раз.
Я смотрел в окно, где не было ничего кроме темноты ночи. Но ничего больше и не интересовало меня. Я так задумался, что даже забыл про боль. Окунулся в мысли, что походили на сплошное тёмное пространство, по которому передвигаюсь, не видя пути.
Резко мысли мои прервались, я сделал движение, забыв о том, что будет боль, отдёрнул простыню и сел. Потом повернулся и поставил ногу на пол. Затем вторую.
Не может быть — боли нет. Её просто нет. Ушла, испарилась.
Я опасливо обернулся, глянул на дверь, прислушался. Тишина.