Неверная. Костры Афганистана

К тому времени солнце закатилось за горы, и дом сиял светом в темноте. В нем стояла непривычная тишина – нас было всего трое, не считая карлика, уже виденного мною прежде, который суетился вокруг, подавая еду и сладкий чай.

Когда улеглось возбуждение, вызванное поездкой и всеми событиями дня, глаза у меня начали слипаться немилосердно. Правда, причиною тому мог отчасти быть густой дым особых сигарет Исмераи.

Я прилег на одну из подушек на золотом возвышении и закрыл глаза, чтобы дать им передохнуть.

– Хочешь в кроватку? – спросила Джорджия, оторвавшись от беседы с Исмераи.

– Через минуту, – ответил я. Лень было даже пошевелиться.

– Хорошо, через минуту, – сказала она и, притянув меня поближе, положила мою голову к себе на колени.

Меня накрыла теплая волна счастья, и к дальнейшему негромкому разговору взрослых я прислушивался борясь с неотвратимо наплывавшей дремотой.

Джорджия и Исмераи говорили о политиках и учащении беспорядков на юге и востоке.

– Мы живем в трудные времена, – сказал Исмераи. – Лично меня план Карзаи приводит в недоумение. Я понимаю, конечно, что нам нужно сильное централизованное правительство, но Афганистан – не шахматная доска, по которой можно так просто передвигать фигуры. Уберешь традиционную власть из области – тех людей, что знают культуру и историю собственного народа, – и получишь вакуум. Нет никаких сдерживающих сил, нет никакой лояльности. Есть только деньги.

– Положение Халида под угрозой? – спросила Джорджия.

Я услышал, как Исмераи прищелкнул языком, что означало «нет».

– Они не могут убрать Хаджи, – продолжил он. – Каким образом? Ведь он не занимает должности в правительстве, он сам по себе. Но это не значит, правда, что он не сталкивается с массой проблем, возникающих у правительства.

– Каких именно?

– Ну, ты же знаешь, что он поддерживает своим авторитетом правительственный план по уничтожению маковых плантаций. Или не знаешь?

– Нет, – призналась Джорджия. – Этого я не знала.

– Так вот, поддерживает. В нынешнем году на его земле не будет маковых посадок, и он пытается убедить присоединиться к нему в этом других землевладельцев и старейшин, но убедить их нелегко.

Хаджи старается выйти на правильный путь, для всеобщего блага и блага Афганистана, но слишком уж много у него противников, Джорджия, – это и фермеры, которые понимают, что их доходы сократятся в результате на две трети, по меньшей мере, и контрабандисты… Иссякание главного источника благополучия может привести к бунтам.

– И что они сделают?

– Что же еще, кроме того, что попытаются его убить?

– Ты серьезно? – Джорджия дернулась, и я притворился, что не почувствовал этого, – чтобы она не спохватилась и не прогнала меня в постель. Но беспокойство ее я ощутил, и оно передалось моему сердцу.

– Нет… возможно, я несколько преувеличиваю, – успокоил ее Исмераи. – Но у него сейчас нелегкие времена, Джорджия. Ты должна понимать это.

В голосе его прозвучала печаль, однако Джорджия промолчала.

Я решил, что она размышляет над его словами, прежде чем ответить. Но когда – через целых две минуты, наверное, – Джорджия наконец открыла рот, я, усердно притворявшийся спящим, чуть не подскочил.

– Халид просил меня стать его женой, – сказала она.

25

Поверьте, я ничего и ни с кем не собирался обсуждать на самом деле, абсолютно ничего, и за несколько часов даже слова не промолвил – что было сущей пыткой, если учесть, сколько вопросов толпилось с криками у меня в голове, требуя ответа.

Но, как говорится, «дерево неподвижно, пока нет ветра», и к концу следующего утра я понял, что следует, видно, слегка подуть.

– Не хочешь ли ты мне что-нибудь рассказать? – спросил я у Джорджии, сидевшей на переднем сиденье автомобиля.

Поскольку я был весьма сообразительным для своего возраста – и мастером в деле шпионажа, – беседу я завел по-английски, чтобы нас не мог понять Залмаи.

– Что, к примеру? – ответила она вопросом, повернувшись ко мне.

– К примеру… что-нибудь… – скопировал я манеру Джеймса, которой тот пользовался при мне миллион раз, когда хотел не сказать ничего.

– А… что-нибудь, – вернула Джорджия.

– Да… что-нибудь, – отпасовал я.

Джорджия зевнула, откинулась на спинку сиденья и опустила темные очки со лба на глаза.

– Нет, Фавад. Но если вдруг услышишь что-то интересное, разбуди меня, ладно? – что по сути можно было перевести, как «не лезь, осел, не в свои дела».

Я покачал головой.

Иной раз и она умела быть невыносимой.

* * *

В Кабуле безумное желание поговорить об услышанном вспыхнуло во мне с новой силой – слова, словно блохи, щекоча крошечными ножками, бегали внутри головы, проползали через нос и скапливались во рту, готовые выпрыгнуть при малейшей возможности. Но поговорить было не с кем!

Конечно, раньше я первым делом бросился бы к Спанди. Он был моим лучшим другом и умел хранить секреты. Что же касалось Джамили, об откровениях с ней и речи быть не могло – во-первых, она уже призналась, что чуточку влюблена в Хаджи Хана, а во-вторых, была девочкой, и значит, доверять ей никак не следовало, особенно в обсуждении таких тем, как чья-то свадьба.