- Разобрать чемоданы и замочить этого парня в ванной, - пожимаю плечами, выглядывая на дорогу. – Там заправка, заедем купить водички?
- От чего же не заехать? - говорит молчащий до этого Кирилл и включает поворотник.
- Марк, обожди в машине, я скоро. Возьму тебе сок, - быстро произношу, выскакивая на асфальт.
Матвей хапает меня за руку и бежит в сторону небольшого павильона. Вместо того чтобы зайти внутрь, тянет за угол и намертво обнимает.
Вжимаюсь в его сильное тело и наталкиваюсь на горячие губы. Господи, как же я тосковала по ним! Разве можно так быстро привыкнуть к человеку и его телу? У меня нереальная зависимость от Андреева. Эти два дня была практически физическая ломка.
- Люблю тебя, - шепчет Матвей, вжимая мое тело в холодную облицовку павильона. – Скучаю, как же я по тебе скучаю!
- Я тоже соскучилась, думала о тебе.
- Я вас себе заберу. Сейчас только решу куда именно и сразу заберу. Подожди чуть-чуть. Пздц, как все не вовремя.
- Я подожду, - улыбаюсь, пряча подбородок в воротнике его футболки.
- Я волнуюсь. Волнуюсь, что ты не справишься. Соскочишь. И я тебя потеряю.
- Дурачок, - целую кончик носа и чуть прикусываю.
- Если я тебя потеряю, я сдохну.
Волна мурашек пробегает по телу от его страшных слов.
- Как мама? – спрашиваю, анализируя эмоции на его лице.
Матвей утомлённо вздыхает и отклоняет взгляд в сторону.
- Мама уже не разговаривает. Только смотрит. Смотрит на меня большими голубыми глазами. В которых ВСЁ, понимаешь? В них всё. Конец.
- Мне очень жаль, мой хороший, - протягиваю, прижимая его голову к себе. – Я не знаю, какие можно подобрать слова, чтобы утешить тебя.
- Ты главное — будь рядом. Даже без слов.
- Обязательно! – озираюсь. - Пойдем скорее, Марк там, наверное, вынес мозг Кириллу.
- Мавроди сам вынесет мозг кому хочешь, - шутит Матвей, но меня отпускает.
Быстро приобретя воду и сок, выезжаем снова на трассу, и уже через полчаса Кирилл паркуется около дома моей матери.
Матвей извлекает вещи из багажника и помогает донести их до подъезда, а потом украдкой чмокает меня в губы несколько раз.
- Я позвоню вечером. Ты сможешь выбраться ненадолго? – спрашивает, приобнимая Марка.
- Не знаю, - пожимаю плечами. – Мне нужно увидеться… с Лешей.
- Зачем? – крепкие плечи напрягаются, а брови озадаченно сводятся к носу.
- Поговорить, принять решение, как быть дальше.
Он кивает, но остается напряженным.
- Будь осторожна и позвони мне перед тем, как с ним встретишься.
- Хорошо, не переживай за меня.
Мама встречает нас у лифта, по всей видимости, подсматривала в окно. Мысленно обвиняю себя за то, что разрешила Матвею проводить нас до подъезда. Наверняка, мимо её внимания не прошли наши поцелуйчики и то, с какой теплотой Матвей прощался с Марком.
- Нагулялась? – громко осведомляется мама, как только дверь квартиры захлопывается за нами.
- Ты о чем? – спокойно узнаю, снимая обувь.
- Я о том, что моя дочь - шлюха, - гневно цедит мама шепотом так, чтобы Марк не услышал.
Глава 30. Виктория.
Открываю дверь своими ключами и прохожу внутрь дома. Нашего дома.
Меня не было здесь две недели, а по ощущениям почти полгода. Это оказывается сложнее, чем я думала.
Воображать свой развод с турецкого побережья было как-то… проще.
А здесь. Здесь всё кричит о том, что мой привычный мир встаёт с ног на голову. Прямо в настоящий момент.
В прихожей на вешалке одиноко болтается Лёшина летняя ветровка. Мы покупали её вместе в прошлом отпуске. Лёша пытался торговаться с арабом в Дубай-молл, а я хохотала так, что не могла остановиться.
Снимаю обувь и привычно ставлю ее рядом с Лёшиной. У него самый распространенный мужской размер ноги — сорок второй, а у меня самый популярный женский - тридцать седьмой. Распродажи не наш вариант, поэтому раньше мы всегда покупали зимнюю обувь летом, а летнюю – зимой, если находили размер, конечно.
Прохожу по коридору мимо размещенных на стене фотографий.
Одну из них сделали в Анапе, раньше мы часто ездили в отпуск именно туда. Марка еще не было, полная свобода действий. Молодость. Мы ходили в ночные клубы прямо на берегу Черного моря, ели вкусный шашлык и горячие чебуреки. Купались, пили пиво, загорали, конечно, иногда сидели на солнце до противного жжения и лечили друг друга.
Потом разглядываю снимки, где Марк еще крохотный, только-только родился. Лёша перепутал пакеты и на выписку вместо красивейшего белоснежного конверта, который я так тщательно подбирала, привёз… комплект постельного белья. По-видимому, чей-то подарок. Я была в таком гневе, что не передать. Даже сейчас пульс от злости учащается. Ну, как так можно было, а? В итоге Марка так из роддома и выписали – в пододеяльнике, который медсестры красиво повязали синим бантом.
Качаю головой, резко отшатываясь от снимков, и бреду в гостиную. В полном раздрае.
Я давно не люблю Лёшу и расторжение брака – дело для меня решенное. Только вот куда мне девать все эти воспоминания и гигабайты разной информации о нем?
В новой жизни они мне не нужны, а в старой – их не бросить.