Невернесс

Я долго еще болтался в воде, колеблемый легким течением. Не знаю как, но меня кормили. Я чувствовал во рту вкус соли и крови, тюленьей кожи и мочи. (Агатангиты столь же мало заботятся о своих экскрементах, как младенец, лежащий в теплой ванночке. Но океан очень велик, поэтому облака темной оранжевой мочи растворяются быстро.) Долгие дни сменялись долгими ночами, ночи — днями, и ритм смены света и тьмы терялся в более глубоком ритме моря. Вокруг все время слышались лай и стоны Стаи, посвистывание дельфинов и ворчание кашалотов, сливающееся с долгим черным рокотом океана — все эти звуки накатывали на мою кожу непрестанными волнами. Я чувствовал их костями, и мне казалось, будто я их глотаю, будто звуки моря питают и поддерживают меня. Темные ритмы пронизывали мою кровь, и в мозгу снова возникал звук. Стая скользила под водой, перенося туда-сюда песнь и субстанцию заново создаваемой жизни — они касались друг друга, и пели, и опорожнялись одна в другую. Мне снова вскрыли мозг и опять ввели, уже глубже, свой вирус, свое божественное семя. Это повторялось еще много раз. Агатангиты пели о человеческой глупости и человеческом уме. Пели о мировой душе, свете и тьме. Вирус делал свое дело, и охватывающий меня океан звуков расширялся. Песнь Стаи становилась все яснее для меня. Я начинал кое-что понимать. Скорбные ноты зазвучали внутри, и я вспомнил, что однажды убил тюленя. Потом раздался еще один пронзительный звук, словно исторгнутый шакухачи, и я вспомнил, что убил человека по имени Лиам, и заново пережил момент собственной смерти. Звук смерти, звук жизни. Волны разбивались о мою голову, чайка била крыльями в воздухе, и я вспомнил вещи, которые лучше было забыть навсегда. Я вспомнил, как учился считать в детстве, вспомнил, что Леопольд Соли мой отец, и на миг припомнил всю свою жизнь. Я вспомнил то, чего никогда не знал. Странные новые воспоминания посещали меня — я понимал, что их вызывает разгуливающий внутри меня вирус. А вокруг звучала песня моря, песня Реставраторов и других стай — песнь жизни.

— Почему вы это делаете?

— Потому что это приятно! А тебя мы восстанавливаем еще и потому, что ты — это ты, Мэллори Рингесс, пилот, который никогда не умрет, ха-ха! Мы даем тебе нашу память, потому что ты должен знать.

— Не хочу я ничего знать!

— О-хо-хо! Слушай, Человек, и мы расскажем тебе все! Слышишь, как волны шепчут тебе твой секрет? Мы знаем, что ты хочешь знать, Человек. Секрет жизни в том, чтобы радоваться жизни, и эта радость разлита повсюду. Радость — это то, для чего мы созданы. Она в ночном прибое, в прибрежных скалах, в соли, в воздухе, в воде, которой мы дышим, и глубоко-глубоко в крови. Она в морском песке, в серебристых косяках рыбы, в густой зелени отмелей и в пурпурных глубинах, в хрупкой раковине, в розовых рифах и даже в иле, устилающем дно, — радость, радость!

— Нет. Жизнь — это боль, я знаю. Я помню одно стихотворение: «Мы рождаемся в материнских муках и гибнем в своих».

— Жизнь не погибнет. Мы даем тебе нашу память, чтобы она не погибла.

— Я помню песню Реставраторов.

— Все наши стаи — Реставраторы. В этом наше предназначение.

— Я не хочу, чтобы меня реставрировали таким образом.

— Это великая песнь, не так ли? Ты слышишь ее?

— Мне страшно.

— Ха-ха!

Песнь Агатанге — великая песнь, но мало кому из людей захотелось бы ее услышать. Впрочем, некоторые ее части, учитывая чисто человеческую наследственность этой таинственной расы, доступны пониманию. Люди и полубоги (и, надо полагать, большинство богов) в равной степени знают о том, что материя и сознание неразделимы. Это старая истина: механики еще много веков назад обнаружили, что невозможно описать поведение элементарных частиц, не учитывая влияния сознания на изучаемые объекты, так же как невозможно объяснить катастрофическую термодинамику и отравление Земли, не учитывая сознательную преступную деятельность миллиардов людей. (Лишь после этого большинство механиков отказалось от абсурдной идеи поиска абсолютной частицы. Трудно поверить в то, что древние «открыли», описали и каталогизировали тридцать тысяч триста восемь элементарных частиц: лептонов, глюонов, фотино, гравитонов, куонов, кварков, спиноров и прочих порождений их уравнений — прежде чем отказаться от этой безнадежной затеи.) Агатангиты же, веруя в единство сознания и материи, довели свою веру до логического конца. Все десять тысяч стай Реставраторов работали над повышением уровня сознания своей планеты, и песнь их повествовала об этом великом пути. Первые экологи не доверяли мизерному индивидуальному сознанию. Разве спасло оно Старую Землю? Нет, и Агатанге тоже не спасет, ибо человек остается человеком, и когда-нибудь — даже если люди превратятся в тюленей и поселятся в море — естественная гармония все равно будет нарушена. Только создав сознание, намного превышающее их собственное — мировую душу, — смогут люди пропеть гимн радости, к чему они в конечном счете и стремились.