Невернесс

По словам хибакуся, война — это ад; кому и знать, как не им. Пилотская Война, как ее называли потом, поначалу была сплошным удовольствием. Никакой войны, конечно, могло бы и вовсе не быть, но Хранитель Времени, узнав о нашем бегстве из Города (я узнал об этом позже), впал в ярость. Его пилоты, заявил он, не смеют покидать Орден, пока он не освободил их от присяги; а Бардо и меня следует вернуть в Город и примерно наказать. В случае, если это не удастся, нас нужно казнить прямо в космосе — и как можно скорее. Исполнить свой приговор он поручил Леопольду Соли, и Соли охотно повиновался, поскольку бесился еще пуще Хранителя. Он страдал от боли (остаточные эффекты наркотика, которым попотчевал его воин-поэт, продолжали терзать его нервы) и от ревности. Он поклялся либо взять Жюстину и Бардо в плен, либо убить их. Я уверен, что он и меня хотел убить. Он вылетел из Города на своем легком корабле «Ворпальский клинок». Его друзья — Томот, Сет и Нейт с Торскалле — и еще сто двадцать пять пилотов, сохранивших верность ему и Хранителю Времени, стартовали вслед за ним. Так оно и началось.

Мы, беглецы, воевать не собирались. Наш план, составленный лордом Николосом и Бардо, был прост и не содержал в себе никакого насилия. Мы, девяносто восемь пилотов-раскольников, должны были сопровождать большой корабль с представителями всех профессий нашего Ордена. Все мы, пилоты, эсхатологи, механики и технари, держали путь на Нинсан, звезду близ Аудского дублета, собираясь основать там новую академию. У Хранителя Времени было два пути: либо позволить нам это сделать, либо согласиться на перемены, которых требовала от него Коллегия Главных Специалистов, и призвать нас обратно в Город, гарантировав нам прощение и мир.

Но мир нам не дано было обрести. Как заметил однажды Хранитель, никто не может выбрать мир, если его враг выбирает войну. После нашего побега мы собрались возле фокусов одной звезды вблизи солнца Ледопада, носившей забавное название Молочная Малявка. Там мы связались друг с другом по радио, устроив нечто вроде совета, чтобы решить, что делать дальше. (В то время мы, разумеется, еще не знали, что Соли снарядил за нами целую карательную экспедицию.)

Помню, как в моей кабине появилось бородатое изображение Бардо, и его голос:

— Мы свободны, Богом клянусь! Неужели Бардо и правда перехитрил старого тирана, никогда не вылезающего из своей башни? И правда ли, что сперма от колтун-корня делается вонючей?

— Это было действительно необходимо? — спросил, в свою очередь, я. Трудно было представить, что Бардо слышит меня и видит мое лицо в кабине своего корабля, где он плавает голый вместе с Жюстиной, которая тоже слышит меня. — Другого выхода не было?

— Не было. Хранитель обезглавил бы тебя как пить дать.

— Бардо, а не кажется ли тебе, что наш побег прошел слишком гладко?

— Гладко?! Для тебя, может, и гладко — тебе не пришлось истратить целое состояние на роботов и не пришлось организовывать…

— Я не хочу сказать, что планировать было легко, — перебил я. — Я имею в виду сам побег. Почему Хранитель пустил в свою башню акашиков, если знал, что они объявят меня невиновным? Почему не попытался помешать пилотам стартовать из Пещер? Почему…

— Ты начинаешь меня беспокоить, паренек. Мне и самому, по правде сказать, все это не давало покоя. Могу только предположить, Хранитель сильно перетрухнул, что Коллегия Главных его снимет.

— У меня другая гипотеза.

— Какая? — Изображение Бардо вытерло пот со лба.

— Что, если Хранитель просто позволил нам, пилотам и специалистам, уйти?

— С чего бы? Нет, нет, молчи — не хочу слышать ничего неприятного. Я, кажется, догадываюсь, куда ты клонишь.

Нервы у меня еще были расстроены после долгого заключения, и я все-таки произнес вслух то, что и так было ясно:

— Думаю, Хранитель отпустил нас для того, чтобы перебить разом всех, кто открыто восстал против него. Здесь, в космосе, подальше от Города, чтобы и следов никаких не осталось.

— Перебить нас… Но как?

— Возможно, эту работу он поручит Соли.

— Как же Соли нас найдет? Он не знает, куда мы направляемся, не знает фокусов нашего маршрута. Да я и не думаю, что Соли согласится исполнить подобный приказ — нет, нет, это невозможно!

Помолчав немного, я спросил:

— Жюстина правда там, у тебя в кабине? Почему я тогда ее не вижу? Можно мне с ней поговорить?

Бардо, покраснев, исчез, а через некоторое время сообщил, уже невидимый:

— Жюстина поговорит с тобой, но она, э-э… не одета и поэтому не хочет, чтобы ты ее видел: она ведь, как-никак, тебе тетка!

Я не сказал ему, что мальчишкой постоянно подсматривал в щелочку, как Жюстина принимает утреннюю ванну. По крайней мере до тех пор, пока мать не поймала меня на этом и не нащипала мне нос до крови. У Жюстины красивое тело, соблазнительное, как у Катарины. Я не мог слишком упрекать Соли за то, что он ревнует к Бардо.

— Я так рада, что ты жив, — отозвалась наконец Жюстина.

— Ты, случайно, не знаешь, где сейчас мать?

— Мы пытались найти ее, но безуспешно. Когда ты оказался в тюрьме…