Невернесс

Он, кажется, улыбнулся — было слишком темно, чтобы это разглядеть. И потопал ногами по снегу.

— Когда-нибудь удача и против меня обернется. Такая судьба.

Я помялся и спросил его:

— Значит, вы не верите, что судьба может быть счастливой от начала до конца?

— Нет. Удача вечно не длится.

Он зевнул, отряхнул парку от снега и полез в хижину спать. Я стоял, глядя, как светятся пурпуром горы Алисалии на звездном горизонте.

Моей судьбой было убить большого благородного тюленя.

Ветер в конце концов проник мне под парку, и меня пробрала дрожь. Я залез в хижину и улегся рядом с громко храпящим Бардо. Я лежал еще довольно долго, пока не согрелся и не уснул. Но сон мой оказался тревожным. Я ворочался, потел, и мне снилась всякая всячина. Один сон я помню хорошо: мне приснилось, что я убил большого тюленя и его сыновья и дочери, не желая оставаться одни, вышли на наши копья, чтобы соединиться со своим отцом по ту сторону дня.

На следующее утро мы убили девять тюленей, и Соли сказал, что нам очень повезло.

11. Пещерный старец

Жить? Наши слуги сделают это за нас.

Вилье де Лиль Адан, фабулист Машинного Века. «Аксель»

Деваки считают северное сияние самым красивым зрелищем в мире. Атомы кислорода, люминисцируя высоко в атмосфере, создают целую световую стену. (Деваки, разумеется, не знают этого и верят, что бледный огонь в небесах зажигают духи их предков. Иногда они свистят, чтобы привлечь этих духов к себе.) Глубокой зимой бывают такие ночи, когда сияние стоит на северном небосклоне, как огромный, зеленый с розовым занавес, поражая почти нездешней красотой. Но красота красоте рознь. У деваки для ее обозначения есть два слова: «шона», применяемое к закатам, горам и заснеженным деревьям, и «халла», имеющее совершенно иной смысл. Вещь или событие считается «халла», когда оно находится в гармонии с природой или, если точнее, «понимает замысел мировой души». Для деваки халла не убивать больных мамонтов и халла умереть в свое время. Халла может быть что угодно. Копье, сделанное на совесть и хорошо сбалансированное, тоже халла. Деваки называют халла такие вещи, в которых как будто бы никакой красоты быть не может. Будучи людьми, они часто путают замысел мировой души с собственными неотложными нуждами. Ободранная туша тюленя — зрелище омерзительное, но я слышал, как Юрий назвал его халла. Разве один тюлень не кормит всю семью Манвелина целых три дня? Разве не угодно мировой душе, чтобы деваки были сыты и процветали? Поэтому туша тюленя — халла, а десять туш, лежащих на нартах едущих домой охотников, — это халлахалла, потому что нет для деваки зрелища милее свежего мяса. В ночь после нашей удачной охоты мы разгрузили свои нарты у входных костров, и мужчины, женщины и дети, высыпавшие из пещеры, трогали тюленей и кричали: «Лозна халла! Ли пела Нунки лозна-ну халлахалла!» Только одна старуха, Лорелея, заметила северное сияние, мерцающее на небе, и сказала: «Лозиша шона. — (Огни в тот вечер переливались алым пламенем.) — Ло мориша ви шона гельстей».

Когда мы делили наших красивых тюленей, Юрий подошел ко мне и сказал:

— Кому-то надо отнести мясо Пещерному Старцу.

Я посмотрел в глубину пещеры на почти не видимый во мраке лавовый нарост. Меня смущало то, что деваки, насколько я знал, не приносят жертв идолам или скальным образованиям, даже имеющим форму человеческого лица. Я признался Юрию, что не понял его.

Он почесал лоб окровавленными пальцами и сказал:

— Это деваки, который живет один в боковом гроте. Он тебе все равно что дед — быть может, ты сам почтишь его, раз ты убил первого тюленя?

— Но почему он живет один?

— Потому что когда-то он совершил великое зло, и никто не хочет с ним жить. Он тоже Пещерный Старец.

— Он убил кого-нибудь?

— Хуже. Он остался жить, хотя должен был умереть. Когда пришло его время совершить великое путешествие, дух вулкана вселился в его отца, и тот спас сына от ледовой смерти. Разве не сказано, что многие хотят умереть позже своего срока, но мало кто хочет умереть раньше? Но все мы должны умирать в свое время. А он не умер. Он родился марасикой, без ног, и когда повитуха хотела его задушить, его отец побил ее и обманом вернул сына в жизнь.

То, что рассказывал Юрий, показалось мне до боли знакомым. Постаравшись отвлечься от радостных выкриков людей, толпящихся вокруг нарт с мясом, я спросил:

— Как зовут этого человека?

Заслонив глаз рукой, Юрий ответил:

— Его зовут Шанидар, сын Гошевана. Гошеван убил моего деда Локни, когда тот попытался помешать этому преступлению. Гошеван сам пришел жить к деваки, но когда его сын родился без ног, он похитил Шанидара и увез его через восточные льды в Небывалый Город, где люди-тени сделали мальчику новые ноги. Когда же Шанидар стал мужчиной, он вернулся к нам и сказал: «Я Шанидар, и я пришел жить со своим народом». Но все знали, что он живет не свой век, и мой отец Нури сказал, что остаток своих дней он проведет в боковом гроте.