Неверные шаги

На первый взгляд, если отвлечься от пластин, проложенных для прохода, все внутри выглядит вполне нормально. Прямо напротив двери плита, рабочий стол, раковина и посудомоечная машина, над ними – ряд серых лакированных шкафчиков. Справа, на длинной гранитной столешнице, красуется огромный блестящий аппарат, в котором Карен предполагает кофеварку, на полках над ней выстроились всевозможные кухонные приборы, салатники и медные миски. Слева от двери возвышается большой, выкрашенный голубой краской шкаф, расписанный стилизованными библейскими сюжетами, типичными для доггерландского народного искусства. Излюбленная тема – Иона и кит, и Карен успевает отметить, что и тот, кто несколько веков назад расписал шкаф Сюзанны Смеед, вдохновился именно этой историей. Обычная, вполне уютная кухня, думает она.

Но по мере того как она присматривается, впечатление меняется. Чуть дальше впереди стоит тяжелый дубовый обеденный стол с тремя стульями. Четвертый опрокинут, валяется на полу. Она отмечает пластины для прохода и маленькие желтые треугольники пронумерованных пластиковых табличек, потом видит кровь – полосу красных брызг всего в метре от нее.

– Поосторожнее, Эйкен, – командует резкий голос. – Смотри, черт побери, куда ставишь ноги.

Осторожно ступая по пластинам, Карен входит на кухню, вытягивает шею, чтобы заглянуть за большой шкаф, и у нее поневоле перехватывает дыхание. Секундой позже она подавляет инстинктивное желание отвести взгляд. С каменным лицом смотрит на женщину на полу.

Сюзанна Смеед лежит на спине, голова и шея под острым углом, втиснуты между полом и ребром черной дровяной плиты. Толстый халат распахнулся, под ним видна кремовая ночная рубашка с вышивкой ришелье вокруг глубокого выреза. Одна грудь обнажена, и Карен отмечает, что для стройного тела она неожиданно полная. Левой руки Сюзанны Смеед не видно, но Карен фиксирует, что на другой руке нет украшений, зато ногти ухоженные, покрытые скромным бледно-розовым лаком. Голова и торс лежат в луже крови, отчасти впитавшейся в толстый ворс халата и окрасившей коричневую ткань в еще более темный цвет. Волосы там, где не в крови, выглядят тоже ухоженными, со светлыми прядями на несколько мышином фоне. Ноги вытянуты, на правой по-прежнему синяя бархатная тапка, словно шапка на пальцах, другая тапка вверх подошвой валяется под кухонным столом.

Аккуратно, мелькает в голове. Аккуратный хаос.

Техник-криминалист в белом комбинезоне медленно двигается вокруг покойной, фотографирует во всех возможных ракурсах. Тихий шорох защитных комбинезонов доносится и от двух других криминалистов, осторожно расхаживающих по кухне. Карен знает, что это бесшумное хождение, которое постороннему взгляду может показаться уважительным отношением к смерти, на самом деле – глубокая сосредоточенность людей, снимающих отпечатки пальцев и смахивающих щеточкой пылинки всех возможных улик. Когда один из них отходит в сторону, Карен видит источник запаха гари – кучу, напоминающую обугленные остатки дровяной корзины между плитой и кухонным столом. Огонь лизал стену и оставил широкую полосу копоти совсем рядом с клетчатой кухонной шторой. Карен видит свое отражение в чистом оконном стекле и твердит себе, что глубокие тени под глазами наверняка от наугад расставленных ламп.

Она снова переводит взгляд на голову Сюзанны Смеед и на этот раз заставляет себя всмотреться внимательно. Пряди светлых волос слиплись от запекшейся крови и местами закрывают разбитое лицо. Карен все больше становится не по себе, когда она отмечает вдавленную скулу и как бы сдвинутый вбок нос. Обнаженный ряд зубов белеет под сломанной верхней челюстью, создавая впечатление гротескной усмешки. Глаза широко открыты, взгляд пустой и ничего не говорящий, как у всех покойников, каких видела Карен, – ни удивления, ни страха, лишь беспредельная серая пустота.

И в этом кровавом месиве по-прежнему проступают знакомые черты Сюзанны Смеед. “Не по себе” оборачивается резким спазмом под ложечкой, и, чтобы подавить дурноту, Карен переводит взгляд на обеденный стол. Глубокая тарелка с остатками не то простокваши, не то йогурта с мюсли, корзинка с ломтиками темного ржаного хлеба, подтаявшее на жаре масло, пустая чашка из-под кофе аккуратно стоит на блюдечке.

По крайней мере ты успела выпить кофе после утреннего купания, думает она, глядя на голубую цветастую чашку. Но что случилось потом?

– Здравствуй, Кнут, – только теперь тихо говорит Карен, обращаясь к высокому мужчине, который с явным усилием сидит на корточках возле трупа. Она смотрит на широкую спину и удивляется, как это Кнут Брудаль умудрился натянуть комбинезон и не порвать швы. – Что скажешь?

Он отвечает коротко, не поднимая головы:

– Н-да, она мертва. Что тут скажешь?