Неверный муж моей подруги

— Мам, смотри, как я прикольно придумал приклеить человечка из «лего» к машинке! — ворвался на кухню Макар. — Теперь он не свалится, когда я буду устраивать гонки!

— Да, очень прикольно, молодец, — вздохнула я, с досадой ловя ускользающую мысль.

Крупинки гречки кололи пальцы, когда я отодвигала их по одной из общей кучки. Хорошие шли в одну сторону, плохие — в другую.

Надо просто понять, в чем я могу пойти Игорю навстречу.

Увидев мое движение, он тоже сделает шаг ко мне.

— Мам, Макар приклеил моего человечка к своей машинке! — на этот раз ворвался Никита.

— Возьми его человечка и приклей к своей, — не отрываясь от гречки, посоветовала я.

— А можно?

Все-таки какие у меня получились разные дети. Один все делает без спроса, изобретает на ходу немыслимые конструкции и к родителям приходит только похвастаться своими успехами.

Другой без разрешения не решится даже на то, что не запрещено. Его надо постоянно держать за руку, чтобы он шел вперед.

Зато и проблем от него меньше.

— Мам! Никита взял моего человечка!

— Мам! Макар не дает мне своего человечка!

Иногда, впрочем, дети единодушны в своем желании вынести мне мозг.

— Сейчас отберу у обоих человечков и будет мир-дружба-жвачка! — повысила я голос.

Дети, попытавшиеся ворваться на кухню вдвоем, но застрявшие в дверях, синхронно развернулись и потопали обратно в комнату.

— Не отнимет.

— А вдруг?

Я улыбнулась и одним движением смешала все три кучки гречки — неразобранную, хорошую и плохую. Попробуем еще раз просто по-человечески.

Взяла телефон и написала Игорю:

«Когда ты дома будешь?»

«Поздно, мы тут с парнями зависаем».

Ну что ж, такая мелочь, как отсутствие мужа дома, не помешает мне быть хорошей женой!

Гречка отправилась обратно в контейнер — у нас ее все равно никто не ест.

Зато я выдвинула ящик стола, посмотрела на великое разнообразие овощечисток, скопившееся там, и крикнула погромче:

— Господа пираты, кто хочет научиться чистить картошку?

— Я! — тут же прискакал на кухню Макар.

Никита пришел следом, но ввязываться не торопился, пока я не выдала его брату овощечистку и огромную картофелину. У зависти глаза еще больше, чем у страха. Как это — брат будет заниматься серьезным делом, а он нет?

— Я тоже!

Дело, конечно, шло медленно, зато дух соперничества не позволил сыновьям сдаться на полпути, и они все-таки закончили работу. Пока объясняла, как справляться с картошкой, сама начистила огромную кастрюлю и теперь смотрела на нее в недоумении.

Ну что ж…

Половина картошки отправилась в жаркое, другую половину я натерла на терке и налепила драников.

Пока они жарились, я выяснила, что есть их не с чем, и заказала в доставке сметану. Не посмотрев на объем. Курьер притащил огромную упаковку в полтора литра объемом — отменной, свежайшей деревенской сметаны, больше похожей на взбитые сливки. Не оставлять же ее томиться в холодильнике?

И я заказала еще и груши, чтобы сделать свой коронный пирог, которому меня когда-то научили в одном из моих журналистских путешествий в село под Волгоградом.

К сожалению, с грушами я тоже немного промахнулась. Кило на два. Лишние решила утилизировать в салат — для этого заказала еще козий сыр и рукколу.

Усталый курьер очень хотел меня попросить, чтобы я сразу подумала, что мне еще надо, но удовлетворился лишней сотней «на чай».

Пожалуй, любой хозяйке знакомо это боевое безумие, когда собиралась просто пельмени сварить, а через три часа стоишь на кухне — на каждой конфорке что-то пыхтит, в духовке запекается, в холодильнике остывает и еды на роту солдат на месяц.

А ты такая — и что это было?

Закрытие долгов за последние полгода!

На забытом в кулинарной лихорадке телефоне, валяющемся на подоконнике, висела непрочитанная смс от Германа:

«Встретишься со мной?»

Несколько долгих и очень нервных секунд я смотрела на экран, пытаясь понять, не перепутал ли он адресатов и с чего вдруг назначает мне свидание?

Но потом додумалась пролистать на более ранние сообщения:

«В субботу в банке корпоратив. Я буду с восьми. Книгу у Полины забрал и положил в машину».

«Хорошо, я приеду», — ответила я.

Он прочитал почти сразу, но больше ничего не ответил.

Я смотрела на его контакт, кусая губы и прислонившись лбом к холодному стеклу.

В темном окне отражалась освещенная теплым желтым светом кухня за моей спиной. На столе, укрытый полотенцем, стоял самый вкусный пирог на свете, ноздри щекотал запах жаркого, из детской слышались звонкие голоса сыновей.

За стеклом же была непроницаемо черная ночь — луну прятали рваные облака, грязный серый снег громоздился неопрятными кучами. Там был мрак, холод и одиночество.

Мое отражение, упершееся лбом в границу между мирами, казалось размытым, двоящимся, не принадлежащим ни одному из них.

Надо было выбирать.

Голова кружилась от духоты на теплой кухне, пальцы леденели от того, что я собиралась написать.

Закусив нижнюю губу, я напечатала: