Неверный шаг

— Если жизнь ничего не стоит, — тогда ставка ничтожна, а игра не стоит свеч.

— Да, если единственный смысл и главный интерес игры в том, чтобы получить приз. Нет, если этот интерес заключается прежде всего в механизме принятия решений и четкости их исполнения. Мы говорим, разумеется, о шахматах, а не о русской рулетке.

— Я не игрок. И я не играю против Альберти. Что отнюдь не означает, что на кон ничего не поставлено. Ставка есть. Но это не моя жизнь. Тот факт, что я рискую жизнью, — лишь неизбежное следствие. Но не сама ставка. Это было бы безнравственно. Тогда как единственная серьезная для меня ставка в жизни — это нравственное достоинство. И это не красивые слова.

— Нет, конечно. Это ни на чем не основанная глупость.

Незнакомец показал на рамку с фотографией:

— Вот это — реальность, и как бы вы это ни называли — ставкой или неизбежным следствием, — вы этим рискуете. В сравнении с этим ваша пресловутая гражданская доблесть — блеф, пустая болтовня. И если вы знаете это, не желая в этом сознаться, тогда вы еще безнравственнее меня и даже Альберти.

Бремон с интересом посмотрел на него. Его страх, казалось, прошел — то ли потому, что он нашел в словах, в простой необходимости слушать и говорить новые силы или только средство забыть на время о грозившей ему опасности, то ли потому, что смысл этих слов заставлял его примириться с неотвратимой, может быть, даже заслуженной карой, или, наоборот, побуждал его к решительным действиям.

— Каким образом вы надеетесь убить Альберти? — спросил он.

— Продолжая делать то, что не доступно его пониманию.

— А именно?

— Альберти крайне подозрителен. В поездках его охраняют не хуже какого-нибудь президента, в он практически вне досягаемости. Безопасным местом он считает свою виллу, крепость, в которой он чувствует себя неуязвимым. Туда-то следовательно, я и пойду его убивать.

— Но может быть, он там и в самом деле неуязвим…

— Чисто теоретически. Система безопасности на вилле объективно гораздо мощнее и совершеннее, чем та охрана, на которую он может рассчитывать при переездах, несмотря на всю его подозрительность и редчайшие меры предосторожности, которые он принимает для себя в этих случаях. Однако необходимо учесть фактор времени. Относительная или даже полностью импровизированая охрана на короткое время эффективнее, чем повседневная долгосрочная, на первый взгляд совершенная, которая, вместе с тем, оставляет противнику время изучить принципы, на которых она строится, иными словами — свои изъяны, а также право выбрать наилучший момент. Ибо в первом случае ключевой фактор — удача, а во втором — верный расчет. Я никогда не полагаюсь на удачу и знаю, что абсолютно надежной системы безопасности не существует в природе, всякая система — создание человеческого ума, следовательно человеческий ум способен ее победить.

Он говорил спокойно и неторопливо, так, словно стремился донести до упрямого или не слишком одаренного ученика некоторые самоочевидные истины, касающиеся одного из банальнейших вопросов.

— И вы, похоже, нашли изъян Альберти? — спросил Бремон.

— Да.

— Вы больной человек, — прошептал Бремон.

Он вдруг наклонился, открыл ящик письменного стола и выпрямился — с пистолетом в руке. Незнакомец выстрелил в последнюю секунду, один раз. Из-за глушителя выстрел хлопнул мягко, как в вату, отозвавшись коротким металлическим эхом. Бремон, сраженный на месте, сполз в кресло перед письменным столом. Незнакомец в задумчивости посмотрел на него:

— А вы, мсье Бремон, мертвец.