Невероятная история Макса Тиволи

Студию Рэмси мы нашли без труда. Старомодное двухэтажное здание из кирпича с черными железными цифрами под крышей – 1871. Клумбы под окнами были пусты, виноградная лоза росла в горшке, изначально предназначенном для роз, о которых напоминал один уцелевший белый цветок. Медная плевательница из прошлой эпохи, превращенная в подставку для зонтов. Судя по табличке, в воскресенье студия не работала (хоровое пение из расположенной рядом церкви навело меня на мысль о дне недели).

Поспорив, Хьюго все-таки согласился посидеть в машине. Он обеспокоенно поглядывал на меня, гадая, что я буду делать. Я и сам еще не решил. В глубине здания двигалась тень Рэмси, словно чудовище в мутной воде; он расставлял коробки или таскал ящики. И все же его я не видел.

Произошло второе чудо: дверь оказалась не заперта.

Пахнуло вином и дымом. В глаза бросилась стена, увешанная фотографиями водной стихии, еще на одной стене красовались пшеничные поля, а на маленьких стендах были помещены свадебные, семейные и детские фотографии. В одном углу стояла метла, в другом – прилавок и касса, двери в соседние комнаты были открыты: одна – в темноту, вторая – в мерцающий свет.

Свет мерцал из-за движущейся тени.

Внезапно он возник передо мной, мы стояли в одной комнате. Высокий старый мужчина, копна седых волос, глаза навыкате и тонкий интеллектуальный нос. Чего она в нем нашла? Высоченный, с закатанными рукавами и огромными костлявыми руками. Обыкновенный, ничем не примечательный тип. Впрочем, можно ли распознать негодяя по внешнему виду? Он уставился на меня. За окном снова расплакался дождь.

Рэмси выглядел крайне ошеломленным.

– Сэмми? – пробормотал он.

И только тут до меня дошло, что я как две капли воды похож на своего сына.

– Нет-нет, меня зовут Тим.

– А-а, Тим, я не поддерживаю скаутов, – с неожиданным британским акцентом проговорил Рэмси. Улыбнулся и шутливо отсалютовал. – Военная муштра, жуть, одним словом.

– Вы – Виктор Рэмси?

– Да.

– Элис ваша жена?

– Была ею. Однако часть магазина по-прежнему принадлежит ей.

– Элис тут больше не живет? Куда она переехала?

– Тим, дай-ка я догадаюсь. Ты начитался детективов. А родом ты, наверное, из Калифорнии.

– У нее был сын.

– Говорю же, тебя выдают автомобильные номера.

Видишь, как все просто.

– Элис и Сэмми.

– Да-да, Элис и Сэмми, – отмахнулся он. – Однако это уже не актуально, Тим. Ты пишешь школьное сочинение? Сразу скажу, я не очень-то известен ни в этом городе, ни до твоего рождения. Меня помнят лишь по тем картинам на стенах, и то в Нью-Йорке, а не здесь. Не поленись, взгляни. Ты, видимо, проводишь исследование. Так держать, чертовски рад встрече, так теперь говорят? Я пытаюсь оставаться современным. Чертовски стараюсь. Заходи почаще, Тим. Пока! – И Рэмси скрылся в соседней комнате.

Я моргнул и последовал за ним.

– У меня вопрос.

– Передай мне, пожалуйста, ту маленькую кисть, – попросил он.

Я оказался в залитой солнцем долине, одной из работ Рэмси – ярком изображении падающих листьев, высокого неподвижного летнего неба, перекосившейся изгороди. Мой соперник стоял на лестнице и раскрашивал листочек на дереве. Чего я хотел от Виктора Рэмси? Убить его? В машине лежит револьвер Тедди, выстрела никто не услышит – по соседству хор завывал «Скалу времен», особенно старались сопрано. А если столкнуть Рэмси с лестницы, скоро ли найдут его кучку костей? Я мог уничтожить Виктора Рэмси тысячей способов, один страшнее другого, но тогда мне это просто не пришло в голову. В той комнате среди осенних листьев мальчик и старик не чувствовали друг к другу неприязни. Оба мы были мужьями, покинутыми любовниками, мы принадлежали к одной вере, по крайней мере в то воскресенье. Нет, я понял, что хотел большего, чем просто адрес: я хотел услышать рассказ человека, также потерявшего свою музу.

– Виктор Рэмси, вы ее любили?

– Кого?

– Элис. Вы ее любили?

– Нет. – Он дорисовывал лист, без всяких усилий завершал его и переходил к новому. Казалось, он не замечал, что беседовал о любви с маленьким мальчиком, я еще ни разу не встречал таких стариков. Художники, насколько я понимаю, тоже в какой-то степени дети. – Наши отношения отличались от тех, что преобладают в этом городе, не знаю, как у твоих родителей, но у нас все было по-другому. – Вблизи я рассмотрел уродливые крылья его носа. – Я почитал ее, Тим. Таких ты больше не встретишь. Сильная, независимая. Я никогда не воспринимал ее как временный дар, не притворялся, будто понимал ее, и, когда она захотела уйти, просто отпустил, поскольку она само искусство, сама музыка. – Рэмси дорисовал еще один лист, потом – другой, казалось, они качались на придуманном им ветру. – Тебе не понять. Я не владею словом. Выгляни за дверь, там есть ее фотография.