Невероятная история Вилима Мошкина

Каркуша выскочил прочь. И опять Дружников в самоуверенности не досмотрел и не учел. Иванушка в его кабинете многое понял и сложил в законченную головоломку. Не сносить ему головы более и впредь, как пить дать с похмелья. Срок до завтра, вот он и будет срок. А потом, как с Муслимом или с этой несчастной подругой Мошкина, загадочно погибшей при подозрительных обстоятельствах. Слишком много смертей вокруг, в последние дни, особенно. Все они, без исключения, выгодны Дружникову. И тайна Мошкина. В том, что она есть, Каркуша был уверен. А еще, ему очень хотелось жить, и ради трех уже детей, и просто так. Каркуша принял решение, правильное или нет, но другого не предвиделось.

Для начала позвонил из телефона-автомата у метро на Охотном ряду, велел жене и детям, ни о чем не спрашивая, уезжать заграницу, в какое получится место, и взять с собой все доступные деньги. Притом никому не сообщать, куда едут, даже ему. Жена, подготовленная Каркушей заранее к подобному повороту событий, ужаснулась и всплакнула в трубку, но обещала все исполнить тотчас. Иванушке на душе полегчало. И он предпринял второй шаг к призрачному пока спасению. Бросив любимый свой «Чероки» на подземной стоянке у Манежа, отправился на метро, куда бы думали? Правильно, на станцию «Проспект академика Вернадского». И дальше, к шестнадцатиэтажной башне у дороги, сразу за гостиницей «Комета».

Охрана видела его и взяла на заметку, но поскольку, все знали о его кураторской должности, проходу Каркуши никто не воспрепятствовал. Только отметили в сводке.

Дверь Иванушке открыл Эрнест Юрьевич. В женском фартуке и с шумовкой в руках.

– А я вас раньше видел, молодой человек, – приветливо сказал ему Грачевский, и кивнул на кухонное орудие в руке, – если не опасаетесь прожаренных свиных бифштексов с холестерином и картофелем во фритюре, добро пожаловать к нашему столу.

Грачевский действительно безвылазно осел в квартире у Вилли. И действительно опасался за душу и жизнь своего молодого друга. Вот уж, как без малого неделю, со дня похорон Леночки, о которых и вспоминать невыносимо, несчастный генералиссимус лежал на бабушкиной кровати, отвернувшись к стене. В разговоры не вступал, ел через силу, если Эрнест Юрьевич уж слишком приставал. И никакими способами нельзя было добиться его возвращения к нормальной жизни. Грачевский приглашал уж и Рафу с его шумами и бестолковыми разглагольствованиями, и рассудительного Василия Терентьевича со вздохами и осторожными намеками на необходимость смириться и существовать далее. Пришлось обоих спровадить, из-за явных неудач их благих намерений, тем более квартира генералиссимуса была тесноватой, и без смысла толочься в ней получалось неудобным.

Теперь Грачевский имел некоторую надежду на нового визитера. Однако, тот, предварительно представившись ему Иваном Леонидовичем Каркушей, огорошил писателя странным заявлением, даже и для фантаста.

– Я к вам надолго, – сразу же определил Каркуша. Будто бы исполнил арию Васисуалия Лоханкина «я к вам пришел навеки поселиться». – Если не прогоните.

Эрнест Юрьевич, уразумев детали рассказа и безнадежный страх, звучавший в каждом слове, постановил:

– Оставайтесь, кончено. Однако спать вам придется на кухне, я вам раскладушку соображу. Кровать, как видите, занята, а на раздвижном кресле, уж простите негостеприимного старика, я нежу свои старые кости.

И Каруша остался, еще одним безвылазным жильцом Мошкинской квартиры. Он тоже жарил на кухне, помогал по хозяйству, пытался и словесно достучатся до генералиссимуса, но безуспешно. Главное, что был Каркуша до сих пор жив. А значит, решение он выбрал правильное и спасительное.

Дружников, к своему личному негодованию, беглеца Иванушку пока уничтожить не решился. Не хотелось делать этого на глазах Мошкина и его «матери Терезы», ни к чему было тревожить муравейник. И так понятно, что Каркуша никуда не денется, ну и пусть сидит, может, жабу из яйца высидит. Дружников беситься по этому поводу не стал.