Невероятная победа

Дискуссия продолжалась, снова по поводу намерений и возможностей противника. Считалось, что правильнее основывать решения на том, что враг может сделать, чем на том, что он, вероятно, сделает. Нимиц лучше, чем кто-либо другой, осознавал опасность тех сверхсюрпризов, на которые способны японцы, но, как он часто говорил Лайтону, флот в своих планах должен в большей степени исходить из того, что вероятнее всего может случиться, чем из того, что может случиться в самом худшем случае. Это уже не раз подтверждалось в прошлом.

Нимиц держался твердо в спорах с Вашингтоном и победил, поскольку был убежден, что японцы идут к Мидуэю и все контрмеры должны исходить именно из этой предпосылки. Нимицу удалось очень вовремя убедить Вашингтон в своей правоте, поскольку ключевое донесение, перехваченное 25 мая, оказалось последним, зашифрованным кодом "JN-25". Затем японцы сменили кодовую систему, и игра пошла втемную. Требовалось немало времени для "раскола" нового кода, а пока что разведчики могли только заполнять некоторые пробелы и следить за передвижением кораблей противника. Эта работа была, безусловно, полезной, но она уже не могла дать общей картины обстановки. Однако самое главное было сделано - адмирал Нимиц мог распоряжаться вверенными ему кораблями и самолетами по своему усмотрению, не оглядываясь на Вашингтон.

"Предположительно, четыре авианосца, каждый имеет 36 истребителей и 27 бомбардировщиков (всего 63 самолета), атакуют Бальза (кодовое название Мидуэя) с короткой дистанции, скажем 50-100 миль, с тем чтобы быстро уничтожить противовоздушную оборону атолла, - поспешно писал Нимиц своему офицеру по связи с авиацией капитану 1-го ранга Девису. - Оцените так точно, как это только возможно, вероятные действия противника и разработайте наилучший метод наших контрдействий. Представьте мне краткие соображения на этот счет, и тогда мы обсудим их".

Нимиц требовал от своего штаба не только общего планирования, но порой заваливал его вопросами, требующими знания мельчайших подробностей предстоящей операции.

Как лучше разместить на атолле 12 дополнительных зениток, недавно отправленных туда? Где расположить авианосцы, чтобы обеспечить Мидуэю лучшую поддержку? Где лучше всего развернуть завесы подводных лодок? Смогут ли самолеты с Мидуэя избежать удара истребителей и бомбардировщиков противника и в то же время обнаружить и атаковать японские авианосцы?

"Проблема Мидуэя сводится к тому, чтобы нанести удар противнику прежде, чем мы сами подвергнемся нападению", - писал контр-адмирал Беллинджер, предоставляя командующему план разведывательных мероприятий, разработанный вместе с генерал-майором Кларенсом Тинкером из 7-го бомбардировочного авиакрыла ВВС. План предусматривал ежедневное патрулирование на дистанции 700 миль, которое должно было перекрыть по дуге 180 градусов все пространство западнее Мидуэя. Для осуществления плана требовалось 23 летающих лодки, на 8 больше, чем они имели.

Изучая обстановку на 26 мая, капитан 1-го ранга Девис заметил: "Авианосцы могут занять великолепную позицию для удара во фланг соединению Нагумо".

Американские авианосцы были уже на подходе. В это же утро в юго-западной части горизонта появилось пятнышко, затем два, пять - всего 21. 16-е оперативное соединение адмирала Холси возвращалось с Соломоновых островов.

Неожиданное возвращение породило среди возбужденного личного состава соединения всевозможные слухи и предположения. Некоторые, подобно капитану 2-го ранга Эду Грину, который был инженер-механиком на авианосце "Хорнет", кое-что знали. Но если Грина кратко информировал его старый друг командир авианосца капитан 1-го ранга Марк Митшер, то далеко не у всех были такие друзья. Так что остальные могли только гадать. Например, младший лейтенант Леви Гопкинс из 6-й бомбардировочной эскадрильи авианосца "Энтерпрайз" обратил внимание на то, что даже радиопереговоры самолетов были запрещены, - значит причина возвращения, действительно, очень серьезна.

Но тот человек, который все знал лучше всех, был не в настроении кого-либо видеть. Адмирал Холси вернулся в Перл-Харбор с пораженной болезнью кожей, жестоко страдая от опоясывающего лишая. Зуд сводил его с ума. Он перепробовал все, даже ванны из овсянки, но ничего не помогло. Совершенно измученный, он лежал в своей каюте - комок нервов и злости.