Для таких свободно плавающих организмов, как древние хордовые животные, обладание светочувствительным органом, расположенным на переднем конце тела, представляло определенные эволюционные преимущества. По мере усложнения организмов и появления позвоночных животных обладание сложными глазами и соответствующими проводящими путями и нервными сетями головного мозга, которые были в состоянии воспринимать и интерпретировать образы, помогало одним организмам избегать хищников, а самим хищникам – обнаруживать добычу.
Существует, однако, непреодолимая пропасть между такой примитивной структурой, как «фронтальный глаз», и таким сложным образованием, как глаз позвоночного животного, оснащенный сетчаткой, хрусталиком, радужной оболочкой и глазодвигательными мышцами. Заполнить эту пропасть помогает другое существо, принадлежащее к дожившей до наших дней группе бесчелюстных. В то время как миноги обладают сложными глазами, имеющими сильное сходство с глазами всех прочих позвоночных, у их близких сородичей миксин орган зрения устроен весьма примитивно. Конические глаза миксин располагаются под слоем прозрачной кожи. В этих глазах имеется сетчатка, соединенная нервными волокнами с гипоталамической областью головного мозга. Однако в этом, с позволения сказать, глазу нет ни хрусталика, ни радужной оболочки, ни роговицы, ни глазодвигательных мышц, и похоже, что миксина не использует этот орган для «видения» – по сути, миксина слепа; вероятно, это подобие глаза служит животному для задания циркадных ритмов. Тем не менее глаз миксины может представлять собой ступень, одну из дарвиновских «градаций» между примитивным «глазом» ланцетника и нашими глазами, обеспечивающими полноценное зрение. Проблема заключается в том, что мы не можем знать, является ли миксина древнейшим позвоночным, или она когда-то была такой же, как минога, но потом претерпела регрессию и вернулась к более примитивному состоянию. Это означает, что мы не можем рассматривать глаз миксины как свидетельство существования некоего промежуточного звена между простыми и сложными глазами.
Итак, мы снова вернулись к вышеупомянутой пропасти. Но, может быть, нам стоит отвлечься от анатомии взрослых особей и присмотреться к тому, как развивается глаз в эмбриональном периоде. Глаза личинок миноги очень похожи на глаза миксины. После метаморфоза миноги во взрослую особь ее глаз становится больше и сложнее: клетки сетчатки становятся более специализированными, образуется хрусталик, а глаз начинает выступать над поверхностью кожи и приобретает подвижность.
Мы, кроме того, можем проследить развитие глаз от простого к сложному, если внимательно изучим процесс формирования глаз у человеческого эмбриона. Несмотря на то что в нашем эмбриогенезе, вопреки представлениям Геккеля, мы не повторяем нашу эволюционную историю (то есть наш филогенез), мы тем не менее можем уловить «эхо» нашего отдаленного прошлого в ранних стадиях развития эмбриона. Эволюция не создает новые организмы с чистого листа, она пользуется тем, что уже есть в ее распоряжении. Новые признаки эмбриона «приделываются» к старым.
Представим себе человеческий эмбрион на 22-й день внутриутробного развития, то есть на 22-й день после того, как удачливый отцовский сперматозоид оплодотворил материнскую яйцеклетку. В процессе нейруляции возник зачаток центральной нервной системы, и как раз в тот момент, когда на переднем конце произошло замыкание нервной трубки, с каждой стороны от закрытого отверстия, по бокам переднего отдела трубки образуются два симметричных выпячивания, похожие на стебельчатые глазки улитки. Всего через несколько дней эти выпячивания становятся такими длинными, что достигают поверхности крошечного тела эмбриона, его эктодермы. Если развитие человеческого эмбриона остановить в этот момент, то зародыш останется с неким подобием глаза личинки миноги или взрослой миксины. Но развитие человеческого эмбриона на этом не останавливается.