Невероятно насыщенная жизнь

Между прочим, со своей парты она меня не прогнала и сама не пересела, а это, по-моему, кое-что значит. Ведь могла бы сесть, ну, с Геркой, например, — он, думаю, для нее место берег. Я ее спросил, почему она, если уж так на меня злится, не пересядет туда, на первую парту, где Герка сидит и ее дожидается?

— Где хочу, там сижу, — ужасно сердито сказала она. — И вообще эта парта моя.

— Ну тогда я пересяду, — сказал я благородно.

— Твое дело. Ты для меня все равно пустое место.

Я сделал вид, что обиделся, и начал собирать свои монатки, а она дернула меня за рукав и прошипела:

— Сиди уж, рыцарь!

Рыцарем меня почему-то прозвала ее бабушка. «А-а, здравствуйте, юный рыцарь», — говорит Машина бабушка всегда, когда встречает меня. Я не очень-то понимаю, почему она зовет меня рыцарем, но мне это как-то даже приятно. И однажды мне приснился смешной сон, как я в рыцарских доспехах с копьем наперевес мчусь на коне по нашей Моховой, за мной, тоже в доспехах, мчится пес Повидло, у него из стальных штанов только хвост наружу торчит, и от нас в диком страхе и ужасе разбегаются в разные стороны фуфли и хлястики, это те ребята, что подставили Машке фонарь, и которых, по-моему, надо бить. Они бегут и визжат со страху, а я нанизываю их одного за другим на копье и въезжаю во двор, где живет Маша Басова, и складываю весь этот шашлык к ногам Машиной бабушки, а она хлопает меня выбивалкой для ковров по стальному плечу и говорит:

— О мой юный герой! Посвящая вас в рыцари Ордена Святого Репейника, а вашего доблестного пса Повидлу назначаю вашим верным оруженосцем.

Мне немножко обидно, что это она, а не Машка, посвящает меня в рыцари, но я становлюсь на одно колено и целую подол ее роскошного платья, а пес Повидло, мой верный оруженосец, прыгает вокруг меня и лижет в нос через поднятое забрало. И тут я просыпаюсь, потому что нахал Повидло действительно лижет меня в нос — ему пора гулять. Смешной сон, но ничего — неплохой.

Ну, это я так, к слову, а бабка у Маши очень славная, забавная и, по-моему, хитрющая. Она ко мне хорошо относится — я всегда чувствую, когда ко мне человек хорошо относится, — а Маше это не нравится, а скорее всего, она делает вид, что не нравится, а на самом деле она просто удивляется: почему это ее бабушка, папа, мама и даже сморчок Витька, братишка, сразу, как я только с ними познакомился, стали ко мне хорошо относиться. И тот отличный полковник, который к ним приезжал, тот тоже ко мне хорошо относился.

Я и сам удивляюсь иногда — отчего это все ко мне хорошо относятся? Нет, есть, конечно, есть — как Райкин говорит — есть и такие, которые ко мне плохо относятся, но это, наверное, потому, что я и сам их не люблю. Они, наверное, это чувствуют, и им ничего другого не остается, как и меня не любить.

Дядя Саша, летчик, наш сосед, как-то мне сказал:

— Вот ты обратил внимание, что твой Повидло очень любит дядю Гришу — водопроводчика, хотя дядя Гриша и ой-ой-ой, и твоему Повидле почти ни разу доброго слова не сказал. А вот ласковую Ангелишу Повидло терпеть не может, только вежливо ей улыбается, а сам никогда не подойдет. Почему?

— Ну, не знаю, — сказал я, — может, от нее слишком здорово духами пахнет?

— А от дяди Гриши гуталином и… еще кое-чем пахнет, а это хуже, — засмеялся дядя Саша. — Не то! Просто псы очень здорово чувствуют, когда их не любят или боятся.

Вот я вспомнил этот разговор и решил, что я, наверно, — ха-ха! — кое-чему от Повидлы научился. Только у Повидлы это инстинкт, а у меня, должно быть, разумно. И как-то сделал такую штуку. Глупо, конечно, но это я сейчас понимаю, а тогда еще не понимал. Я составил список всех, к кому хорошо отношусь, и стал вспоминать и проверять, а как они на меня смотрят. Оказалось, что я всего два раза ошибся. Один раз — это тетя Настя, папина родственница. Мне-то она нравилась, а я ей — нет. И второй раз — одна девчонка из старой школы: ох, как она мне нравилась! Да и она, вроде, ко мне хорошо относилась, а потом я узнал: она, чистюля этакая, смеялась надо мной, что у меня батя — милиционер.

Я рассказал об этом дяде Саше — летчику. Он хохотал так, что я даже разозлился.

— Ну, чудак, ну, смешняк… — хохотал дядя Саша. — Ты-то ведь не Повидло. С человеком ведь совсем другое дело. Тут куда сложнее.

Он вдруг стал мрачным-мрачным и сказал грустно:

— Эх, Сенька, Сенька, это отлично, что ты людей любишь и им веришь, но трудновато тебе будет в жизни, много раз ты себе нос расшибешь. Не хочу тебя разочаровывать, но… «Люди, будьте бдительны!» Знаешь, кто это сказал?

— Маршал Гречко? — сказал я.

Дядя Саша усмехнулся.

— Он это, конечно, тоже говорит. Но я-то имею в виду Фучика, Юлиуса Фучика. Знаешь такого?

— Н-не, — сказал я.

— Позор, — сердито сказал дядя Саша.

Он подошел к книжной полке и достал небольшую в красном переплете книжечку.

— На, — сказал он, — прочитай обязательно, хотя это и не совсем к нашему разговору относится. А все же… Но, в общем-то, это здорово, что ты в своем анализе всего два раза ошибся. Мне бы так!