Невероятное путешествие мистера Спивета

– Однако же я свято уверен, что прежде, чем хотя бы приступить к вопросу о влиянии «Макдоналдса» на нашу культуру, нам следует гораздо полнее понять происхождение различных ингредиентов нашей пищи, их связь с землей, на которой они выращены, а также их взаимодействие между собой. Я мог бы, взяв лист бумаги, изобразить на нем очертания Северной Дакоты, а потом точками обозначить местоположение каждого «Макдоналдса» – и даже разместить то, что получится, в интернете. Но для меня это не будет настоящей картой – всего лишь пометками на бумаге. Карта не просто отображает, она формулирует и создает смыслы, она образует мосты между «здесь» и «там», между разобщенными идеями, о взаимосвязи которых мы прежде не подозревали. А вот это уже гораздо сложнее.

Лично я (возможно, потому, что так и не научился толком противостоять макволшебным трезубцам), в отличие от мистера Бенефидео, не видел такой уж проблемы в том, чтобы включать в свои карты детища современного прогресса. Да, я мог прослеживать тропы скупщиков пушнины в девятнадцатом веке – но я проследил бы их относительно расположения современных торговых центров.

Словом, особый упор, который мистер Бенефидео делал на старых принципах и методах картографирования – при помощи лишь рук, да набора инструментов, а также карандашей, ручек и теодолитов, – так на меня подействовал, что у меня аж кончики пальцев зачесались от возбуждения. Подобно ему, я рисовал карты без всяких там компьютеров и навигаторов. Сам не знаю почему, но так я куда сильнее ощущал себя творцом. А с компьютерами – всего лишь оператором.

– Ты старомоден, – как-то со смехом сказал мне доктор Йорн. – Мир стремительно шагает вперед, ты родился после изобретения интернета, а цепляешься за методы, которыми я пользовался в семидесятые годы, студентом.

Доктор Йорн, конечно, не хотел никого обижать, но его слова меня больно задели. Поэтому теперь, услышав мистера Бенефидео, я внутренне выдохнул: вот предо мной стоял обладатель самых внушительнейших эмпирических навыков, какого я только когда-либо видел, – и он разделял мои старомодные убеждения! После окончания лекции, выждав, пока народ разойдется, я подошел к нему. Усталые покрасневшие глаза мистера Бенефидео были частично спрятаны маленькими круглыми очками. Под чуть скошенным налево носом проглядывал легчайший намек на седые усики. Стоя перед кафедрой, старый ученый сворачивал карты.

– Простите, мистер Бенефидео, – обратился к нему я.

– Да? – он поднял глаза.

Мне столько хотелось ему сказать! Про связывающие нас неразрывные узы общности, и про то, что это самая важная встреча в моей жизни, даже если я больше никогда не увижу его, и что я буду помнить эту лекцию до самой смерти – и даже про его очки: ужасно хотелось спросить, почему он выбрал такие круглые очочки.

Но вместо всего это я только и сказал:

– Я беру Монтану.

– Чудесно, – без колебания отозвался он. – Чертовски трудный штат. На двенадцати градусах долготы целых семь экорегионов четвертого уровня. Но зато всего тринадцать пограничных пунктов. Позаботься, чтоб у тебя времени хватило. У меня как раз с этим и проблема. Фитильку не хватило свечки.{92}

Я посмотрел на часы. 2:01 ночи. «Хэппи Мил» с чизбургером превратился в давнее воспоминание. Я ругательски ругал себя, что не догадался взять еще и сэндвич на утро. После еды я вернулся на сортировочную и поискал Два Облака, но ни его, ни поезда на Вегас уже не было. Я снова осторожно залез на платформу, проскользнул в безопасность «Ковбоя-кондо» и принялся ждать. Поезд тронулся только глубоко за полночь. Расхождение между реальным отбытием и предсказанием Бродяжьей справочной заставило меня усомниться в надежности этой службы. Кто такой – тот парень из Небраски? Может, он просто набирает что попало. А вдруг мой поезд направляется на запад в Бойсе, а оттуда в Портленд?

Но через некоторое время я просто отдался на волю медленного, но неуклонно катящего вперед поезда. Поеду, куда он меня повезет. Теперь уже ничего не изменишь. Портленд, Луизиана, Мехико, Саскатун – я здесь. Это принятие, осознание неизбежности пункта нашего назначения, даровало покой не только разуму, но и телу. Только теперь я понял, до чего же устал. Ведь это был самый длинный день в моей жизни! В приступе отважного желания застолбить территорию, я сонно поставил неподвижного смиренного пирата на приборную панель «виннебаго».

– Сторожи меня, Рыжебородый.

Как я ложился на огромную кровать с горным пейзажем, не помню, но проснулся потом от того, что поезд резко затормозил, а я полетел на пол.