Невероятные приключения факира, запертого в шкафу ИКЕА

Когда двигатели уже работали на полную мощность, а самолет взлетел, Аджаташатру тут же понял: 1) он находится в самолете; 2) чемодан, в котором он спрятался, оказался не среди прибывшего багажа, как он полагал, а среди отправляемого.

Судьба человека, который раньше никогда не путешествовал, со вчерашнего дня явно наверстывала упущенное. Говорят, путешествия формируют сознание ребенка, но если судить по интенсивности путешествий Аджаташатру, то скоро он совсем впадет в детство, если шкаф или чемодан становится самым эффективным средством передвижения, чтобы сохранить состояние молодости. Но, учитывая усталость и боль в спине, не было очевидно, что такое возможно.

Он прибыл в Европу двадцать четыре часа назад, но ему казалось, что прошла вечность. Он уже побывал во Франции, в Англии и Испании. А вечером окажется где-то еще. Будда больше не удерживает его. Обречет ли он его стать беженцем поневоле на всю оставшуюся жизнь? Или на этот раз высадит на твердую землю? Непонятно.

Он только мечтал, чтобы этот самолет не летел в Новую Каледонию. Он не представлял себе, как можно провести следующие тридцать два часа, скрючившись в чемодане длиной 1,20 метра, имея в качестве пропитания только половину булочки.

По крайней мере, он не перевернут вниз головой. Вот это было бы невыносимо. Его положили набок, что само по себе удобно для спанья, хотя коленями он касался рта. Он надеялся, что этот чемодан не станет его гробом. Прекрасным гробом марки «Вюиттон».

Ведь если бы даже, в отличие от других индийских факиров, соблюдавших тысячелетнюю традицию кремации, он пожелал, чтобы его похоронили, то мечтал бы, чтобы это случилось как можно позже. За обедом он выразил свое желание Мари. Никогда не знаешь наперед, что случится. Вдруг, например, террорист, опоясанный взрывчаткой, разлетелся бы на тысячу кусков в кафетерии ИКЕА, а женщина уцелела бы, она могла бы озвучить последнюю волю бедного индийца.

– Я-то предпочла бы, чтобы меня сожгли, – сказала ему француженка. – Я ужасно боюсь очнуться в гробу.

– А очнуться в урне не боитесь? – возразил ей тогда факир.

Мысль о том, что он может умереть, не повидав Мари, стала мучительной для Аджаташатру. Он представил себе ее улыбку, ее красивые руки, лицо, как у фарфоровой куклы. Он дал слово позвонить ей, когда доберется до места назначения, где бы оно ни было.

«Позволь мне уцелеть, – молил он, – и я стану творить добро, стану благородным человеком».

А в эту минуту Будда ответил ему негромким лаем.

* * *

В том же отсеке находилась собака. Судя по ее жалобному поскуливанию, она не была постоянным клиентом компании, frequent flyer. [28]

Своими ловкими пальцами Аджаташатру вслепую нащупал замочек, который он защелкнул, закрывая за собой чемодан. Если он смог запереться изнутри, он сможет так же его открыть.

Через несколько секунд он вызволил свое тело из чемодана – так вылезает из кожуры перезрелый банан. К счастью, багажа в отсеке было не так много, и он сумел открыть крышку. Освободившись наконец, он минуту разминал ноги и растирал поясницу и икры. «Путешествия формируют сознание ребенка, – подумал он, – хорошо, если не деформируют». Оказаться в позе зародыша в чемодане после бессонной ночи, проведенной в камере задержания, – это, мягко говоря, не лучший способ сохранять здоровье.

Индиец выпрямился, но слишком низкий потолок, не приспособленный для людей высокого роста, вынудил его согнуться пополам. Он решил медленно, по-кошачьи, продвигаться к тому месту, откуда раздавался скулеж. Но продвигаться по-кошачьи к собаке – оригинально само по себе.

В отсеке было темно, Аджаташатру приближался наугад. Каждый раз, когда он натыкался на НИП (неидентифицированное препятствие), он отодвигал его в сторону или обходил, в зависимости от веса.

Скоро он оказался возле двух блестящих глаз, которые, не мигая, смотрели на него в потемках. Он очень любил животных. И не боялся их. Когда проводишь самые нежные годы в компании кобры, уже не боишься других животных, а тем более собаку, лучшего друга человека.

Аджаташатру сунул в клетку оставшийся у него кусочек булочки.

– Тихо-тихо, – все-таки сказал он на всякий случай, если животное предпочтет булочке человечину.

Тогда он почувствовал, как его пальцы жадно лижет длинный влажный и холодный язык, по фактуре напоминающий телячий эскалоп (то есть коровий, священное).

Грустные повизгивания смолкли. Кажется, собаку успокоил не столько кусочек булочки, сколько неожиданная компания.

– Ты не знаешь, куда мы летим? Потому что я даже представления не имею. Вообще не знаю, движемся ли мы на юг, север, восток или запад. Летим над морем или над горами. А потом, я тут не совсем легально. Во всяком случае, сомневаюсь, что испытаю здесь синдром страха, когда самолет снизит скорость или остановится. Ведь полиция в Европе не останавливает все же самолеты в воздухе, а?

Собака, которая была незнакома с темой, не ответила.