Невероятные приключения Катеньки

Гоняла их Катенька нещадно, пока домовой в окошко, бычачьим пузырем затянутое, не простучал, что щи вчерашние поспели, обедать пора.

Его Катенька азбуке Морзе выучила, теперь по перестуку барабанному знала издали, что в избе творится-происходит. Ну, а как? Дел то — по горло самое! Когда тут за пирогами смотреть неотлучно, да щи на вчерашневость проверять? Вот и поставила домового на присмотр. Взамен избу в чистоте — опрятности содержала, молочка парного не жалела, да семками баловала.

Щей навернув богатырских, сызнова за тренировку взялись. Покемарили лишь часик-другой пред тем конечно же. После обеда поспать — первое дело в какой век угодно!

Катенька на реконструкциях не только косплеила почем зря, не только тактику боя изучала, но и фехтование худо-бедно на себя примерила. Девка ловкая, ухватистая, оборотливая, и из лука била, и алебардой махала, и бой сабельный вниманием не обходила. Словом — страсть огненная с перцем! Такой под дубинку лучше не попадать. Хоть и минула природа женщин силой соразмерной с мужицкой, но взамен глазомером и точностью одарила.

Намедни выспросила Катенька у кота-мышки ученых насчет атласа медицинского с остальными книгами сожженного, где все-все болевые точки прописаны человеческие, запомнила, да и применила в тренировочный час.

Василий с лица сбледнул к вечеру, в кусты отдыхать ушел, Аваз же с первого удара до того вечера на пяточках прыгал. Не то чтобы Катя прямо туда целилась, а только вырвалась из рук парня дубинка, да снизу-вверх приложила посередь тела его ровнехонько. Само так вышло, когда блок Катин со всей дури проломить хотел.

Всех загоняла Катерина. До пота седьмого-семнадцатого. Пришлось баню топить, одежу стирать, самовар ставить. Прямо двужильная девка. Василий из кустов глаз оторвать не мог. Особливо, когда камуфляж на сарафан с рубахою женскою переменила. «Ну, как есть — пава!», — восхищался он, травинку покусывая.

После бани, квасу ядреного, самовара с баранками да медом духмяным, спать разошлись. Легла было Катя на лавку привычную, да очень уж неудобно лежать на той. Прилетело и ей тумаков, хоть и вскольз, но больнючих. Решила тогда амулет «Елочку» в деле проверить. А чего терять? Ну, метнется Василий волком в окно, так хоть на мягкой перине выспится...

Зашла в комнату к Василию, тот на спине лежит. С краешка. Потолок в лунном свете изучает. И дышит прерывисто, одеяло пальцами комкает.

Откинула Катенька то одеяло, под бочком у Василия устроилась. Молча, слова ни одного не произнеся. Тот лишь зубами скрипнул пару раз, обнял неловко, к себе прижал. Стала ждать Катенька, чем дело теперь обернется, а и не дождалась. В сон провалилась сладкий, безмятежности полный.

С той поры решила Катенька у Василия ночевать. Негоже девушке на скамье бока изводить. Василий не возражал. А она и подавно. Из-за учений тяжести оба сил на что-нибудь путное, кроме, как спать в обнимку, найти не могли. Но до чего же Кате нравились ночи их. Голова озорством не занята, думами любовными грудь не томит, высыпаешься свежей... Ну, прямо — супруги со стажем тридцатилетним!

Знала, знала Катенька, что уйдет Василий к зазнобе своей, разойдуться дороженьки их, так чего горевать-печалится о несбыточном? Но сама признавала, что не находись под приворотом Василий, себя бы сдержать не смогла. Будь у того хоть тридцать зазноб, птицами Гамаюн посуленными. Окрутила бы кузнеца, тела своего молодого жажду с лихвой утолила!

Так и пролетали дни-ноченьки, пока «Елочка» не иссякла, ароматом своим бабий дух прикрывать. Забылась Катенька сменить амулет, да и очнулась от руки требовательной, под рубаху залезшей. Ойкнула, обернулась — так и есть. Желтые глаза в упор смотрят, еще чуть-чуть запаха ее манящего вдохнет Василий, и перекинется в волка дикого...

Недолго думая, цапнула его за нос Катенька. Двумя пальчиками крепенько.

— Извини меня, Васенька, тут придурь женская, тебе непонятная, а потому зажми ноздри крепко-накрепко и лежи так не двигаясь, пока не вернусь.

Сказала и бочком-бочком в горницу. В минуту-другую сменила «Елочку», да запись в тетрадке сделала — насколько дезодоранта хватает. Прилежная была девушку, чего уж там. У такой не забалуешь ежели что! Вернулась к Василию. Лежит тот ни жив, ни мертв, потому как команды дышать не было, а огорчать Катерину — это отморозком распоследним быть! Поведала как-то ему Катерина, кто отморозки такие, и с тех пор не было для Васи страшнее ругательства.

— Дыши, Васенька, можно уже, — сказала Катя, видя, как тот глаза под самый лоб закатывает.

Вобрал тогда кузнец весь воздух в себя из спальни с горницей так, что печную заслонку сбросила. «Ну, прямо мехи кузнечные, а не легкие,» — изумилась Катенька, Василия за шею обнимая, голову не плечо опуская, и ножку поперек живота забрасывая. Так и проспали до самой зари.

Глава 16

— А ну-ка, воины мои, покажите, чему за неделю последнюю обучились! — скомандовала Катя, Василия супротив Аваза в парный бой ставя.