— Почему ты так страшно скребешься, детка? — заботливо спросила она. — У тебя зуд? А ну, подойди поближе…
— Нет, ничего… Это я так.
— Снимай рубашку!
— Тетя, у меня уроки, — простонал я.
— Здоровье прежде всего, Маречек. Раздевайся! — приказала тетя и, несмотря на мои протесты, стащила с меня рубашку. — А это что? — Она нацепила очки и с интересом уставилась на мою спину. — Какая-то гадкая сыпь и краснота. Немедленно в постель.
В отчаянии я залез под одеяло, а тетка принялась ощупывать мой живот. Сначала было просто щекотно, и я захихикал, но потом тетя взялась за дело всерьез и стало больно.
— Ой, ой! — захныкал я. — Не давите, мне больно!
— Вот видишь, больно, — обрадовалась тетя. — Не иначе как аппендицит. Это у тебя, Маречек, тоже наследственное. Но откуда взялась сыпь? Должно быть, какое-то осложнение. — Тетя вынула из сумочки таблетку и сунула мне в рот. — Прими на всякий случай. Сейчас мы измерим температурку. — Тетя Дора уселась поудобнее, достала термометр и сунула мне под мышку. Пока я держал градусник, она, поглядывая на часы, с недовольным видом осматривала комнату.
— Как вы живете… как вы живете, детка! — вздохнула она.
Неожиданно взгляд тети Доры упал на спящего. Она надела очки и с минуту в тревоге присматривалась к нему.
— А это что еще за новая личность?
— Наш жилец, пан Фанфара.
— Наверное, какой-нибудь музыкант или клоун.
— Артист, тетя.
— Артист! — Тетя с укоризной покачала головой. — Какой у него неопрятный вид. Все артисты — неряхи. Скажи мне, он хоть умывается иногда?
— Умывается.
— По-моему, он болен, — заметила тетя. — На всякий случай, я дам тебе еще таблетку.
Она начала было рыться в сумочке, но тут произошло нечто удивительное. Тихонько вскрикнув, тетя вскочила и закружилась на одном месте.
Я удивленно вытаращил глаза:
— Что случилось, тетя?
— Со мной происходит что-то странное, — слабым голосом проговорила она. — Это какой-то кошмар. Наверное, я заразилась твоей сыпью… Извини, Маречек, но мне придется уйти…
— Уже кусают, тетя? — деловито спросил я.
— Что ты сказал, Маречек?
— На вас напали блохи, — у нас тут сто пять блох.
— Что такое?
— Да этот болван Чесек принес блох, и они разбежались.
— Блохи! — в отчаянии завопила тетя. — Ох… спасите!
И со словами: «Умираю — блохи», упала на стул.
Я вскочил с постели, отшвырнул термометр, выплюнул таблетку и забарабанил кулаками в дверь к сестрам.
— Ядзя! Криська! Спасайте тетю Дору!
В дверях появились мои драгоценные сестрички.
— Что случилось? — Они с тревогой смотрели то на меня, то на тетку.
— Не видите? У тети Доры обморок!
— Ах, боже мой! Что с тетей? — Они бросились к тете и стали приводить ее в чувство. — Марек, беги за водой и валерьянкой.
Когда я вернулся с водой и валерьянкой, они уже выводили еле живую от страха тетю Дору на свежий воздух.
Я облегченно вздохнул и сел за уроки. Записал условие задачи и стал обдумывать решение. Вдруг снова звонок. Не успел я подняться со стула, как в комнату гуськом вошли три боксера с перчатками через плечо. Это были члены боксерской команды Буба I с братом и Муха Чопек.
— Привет, Марек, — сказал Буба I, — пан Алек назначил нам тренировку.
— Алека нет дома, — буркнул я в ответ.
— Ничего. Начнем без него, — сказал Муха Чопек, и все трое стали стаскивать спортивные костюмы. Вид у них был весьма решительный.
Прежде чем я успел открыть рот, Буба II ударил по тренировочному мешку с такой силой, что мешок грохнул меня по голове. Я почувствовал, что вместе со стулом лечу в какую-то темную пропасть. Когда я пришел в себя, то увидел, что надо мной с любопытством во взоре склонились Буба I, Буба II и Муха Чопек.
— Совсем увял, — сказал Буба I. — Этот прямой тебе удался. — Он одобрительно похлопал Бубу II перчаткой по плечу.
— Дай-ка воды! — скомандовал Муха Чопек, Буба I направился к столу и подал Мухе вазу с цветами. Муха выбросил цветы и вылил мне воду на голову. Я вскочил как ужаленный.
— Негодяи! — закричал я, отряхиваясь. — Убирайтесь сейчас же!
— Спокойно, малыш, не нервничай. — Буба I снисходительно похлопал меня перчаткой по лицу.
Я с яростью оттолкнул его:
— Эй, ты, убери лапы, а то как стукну!
— Ну что же, малыш, попробуй.
— На! — Основательно прицелившись, я дал Бубе в ухо.
Буба I покачнулся от удара, отлетел к стене, но тут же оттолкнулся от нее и бросился в атаку. На минутку ему удалось прижать меня к стене, но тут я пришел в ярость. Во мне взыграла кровь предков, бившихся под Грюнвальдом и Рацлавицами. Я ринулся в контратаку и ударил Бубу в челюсть. Буба пошатнулся, закачался, как пьяный, и рухнул на виолончель. Она разлетелась в щепки.
Пан Фанфара вдруг открыл глаза и сел на постели.
— Ударные, молчать! Пианиссимо! — пробормотал он и, в полном изнеможении упав на подушку, снова заснул.
Мы замерли, в испуге уставившись на разбитую виолончель. Первым пришел в себя Муха Чопек. Он наклонился над инструментом и с ужасом принялся его осматривать.
— Все в щепки.
— Утиль, — буркнул Буба II.