Невероятные приключения Шарлотты Бронте

Эхо выстрелов заглохло, не достигнув городских улиц, где по берегам замерзшей Москвы-реки горели костры. По льду под веселую музыку оркестра скользили конькобежцы. Над рекой возвышался Кремль. Башни, купола и шпили его дворцов и соборов возносились к небу. Большой Кремлевский дворец представлял собой великолепное белокаменное сооружение в византийском стиле, обильно украшенное позолотой. Ярусы арочных окон сияли, освещенные изнутри множеством свечей в хрустальных канделябрах. Из одного окна на конькобежцев взирал мужчина. Высокий, свидетельствовавший о недюжинном уме лоб венчал его чело, наружные уголки глаз были слегка опущены. Кончики усов закручивались кверху, но линия рта оставалась строгой, осанка гордой, и выражение лица было расчетливым и лишенным какой бы то ни было веселости.

Это был Николай Павлович, император России.[1]

Высокий потолок комнаты, в которой он стоял, изгибался куполом, начинаясь от резных колонн, инкрустированных золотом. Солдаты, придворные и слуги застыли в ожидании его приказов. Раздался стук шагов по мозаичному полу, и к царю подошел мужчина. Это был пруссак с типично германской лепкой лица: бесцветно-тусклые глаза полуприкрыты тяжело нависающими веками, кончик длинного носа едва не касался верхней губы жестокого чувственного рта. Коротко подстриженные седые волосы мерцали серебром. Взмахом руки император велел присутствующим удалиться, и те вмиг бесшумно исчезли.

Единственным, кто не последовал за ними, был мужчина, прятавшийся за колонной, откуда он мог слышать любое, даже произнесенное шепотом слово.

— Что вы имеете мне доложить? — спросил царь.

— Английские агенты расстреляны.

— Все?

— …Да, Ваше Величество.

Царь не заметил легкой заминки длиной всего лишь в один сердечный удар, случившейся перед тем, как пруссак произнес свой ответ. Императора Николая явно тяготили какие-то заботы.

— Англичане пришлют других, они решительно настроены расширять свое господство в мире за счет сокращения моего. В союз с Францией, Испанией и Португалией они вступили исключительно ради того, чтобы держать меня под контролем. Но только на политических маневрах они не остановятся. Не зря же они засылают своих агентов шпионить за моим двором, сеять смуту в народе и ослаблять мою империю изнутри. — В его глазах отражались сполохи костров, горевших вдоль реки. — То, что наша вражда выльется в войну, — лишь вопрос времени. Если бы только был способ гарантировать победу в ней России.

— Такой способ, вероятно, существует.

Царь обернулся к собеседнику:

— Вот как? — Он прищурился. Его двор кишел людьми, которые успокаивали его фальшивыми заверениями. — У вас есть новая идея?

— Есть. Она возникла в связи с донесением, которое я только что получил от наших агентов в Лондоне. — Пруссак изложил содержание донесения и объяснил, как можно использовать эту информацию в интересах России.

Прятавшийся за колонной соглядатай все слышал. Он понимал, что должен улизнуть прежде, чем его обнаружат, но медлил, охваченный ужасом. Подробности, содержавшиеся в донесении, были изложены коротко и схематично, но пруссак построил на них сценарий битвы, поле которой простиралось на восток до самого Китая, на западе охватывало всю Европу и перешагивало через Ла-Манш, суля многим странам кровавую бойню с невиданным еще в истории количеством жертв. Тем не менее у этого соглядатая были и более насущные, личные тревоги: его собственные дни могли оказаться сочтены.

*

Все это я узнала гораздо позже. К тому времени я уже была вовлечена в рискованную авантюру, и давать задний ход оказалось поздно. И к тому времени я уже усвоила урок.

Вопреки принятому мнению молния может дважды ударить в одно и то же место.

Читатель, я — тому доказательство.

И вот моя история.

Шарлотта Бронте, Гаворт, Англия, июнь 1852 г.

Глава первая

В юности я мечтала о приключениях и любовных романах, о путешествиях в увлекательные места, далекие от Гаворта — крохотной деревушки, где я прожила большую часть своей жизни. Мечтала о писательском успехе, о славе и популярности, о том, чтобы оставить свой след на земле. Для дочери йоркширского приходского священника то были дерзко честолюбивые мечты! И едва ли я сознавала, что, воплотись мои амбиции в жизнь, реальность будет очень мало походить на них. Столь же слабо сознавала я и то, что следует быть осторожней с мечтами, ибо они могут осуществиться.

Обо всем этом я размышляла вечером в четверг 29 мая 1851 года.

Под руку со своим издателем Джорджем Смитом я направлялась в лондонский танцевальный зал «Олмэк». Мы вошли в салон, где непринужденно болтающее собрание представителей светского общества уже расположилось на выстроенных рядами скамьях, обтянутых камчатной тканью. Свет, лившийся из газовых светильников, играл на шелковых платьях дам, на их высоких прическах, лилейно-белых плечах и сверкающих драгоценностях. Эта сцена, увиденная мною сквозь очки, ослепила мои близорукие глаза. Как всегда безнадежно лишенная уверенности в себе, я заколебалась.