Невероятные приключения Шарлотты Бронте

— Не знаю, — ответила я, интуитивно догадавшись, что эту информацию следует скрыть, чтобы обезопасить Слейда. Если лорд Истбурн узнает, что Катерина назвала Слейда, это может убедить его в том, что Слейд жив, пусть он мне и не верил раньше. Лорд Истбурн и так уже считает Слейда предателем, он без колебаний повесит на него и убийство. Я представила себе, как он развязывает охоту на Слейда, вынуждая и меня в ней участвовать, и не желала, чтобы Слейда обвинили в еще одном преступлении — по крайней мере, до тех пор, пока сама не удостоверюсь, что он виновен.

— Катерина умирала, ее речь становилась нечленораздельной, она начала бормотать по-русски… — Тут я решила проверить историю Слейда: — Но она сказала, что Штайбер кого-то ищет. Какого-то ученого по фамилии Кавана. Он якобы изобрел некое устройство, которое хочет заполучить царь.

Лорд Истбурн слушал, внешне оставаясь невозмутимым, однако я чувствовала, как нарастает его волнение:

— Какого рода устройство?

— Новая разновидность оружия. Она сказала, что царь хочет использовать его против Англии. — Здесь я соединила то, что узнала от Катерины, с тем, что поведал мне Слейд. — Штайбер думал, будто она знает, где находится этот ученый. И это было еще одной причиной, по которой он ее пытал.

— Что ж, — лорд Истбурн немного поразмыслил и небрежно добавил: — все, что связано с Россией, представляет интерес для Министерства иностранных дел. Катерина сказала вам, где обретается этот Найал Кавана?

У меня быстрее забилось сердце: я не упоминала имени Кавана, только фамилию, но лорд Истбурн знал его и проговорился.

— Нет, — ответила я. — После этого она умерла.

Значит, Кавана действительно существует и, предположительно, сделал свое изобретение. Слейд сказал правду, но, вероятно, лишь отчасти. Я по-прежнему не знала, на чьей он стороне — Англии или России и виновен ли он в убийстве. Вероятно, он смешал правду с ложью. Тем не менее я радовалась, что не выдала лорду Истбурну всего. Он обманул меня, скрыв тот факт, что знает и о Вильгельме Штайбере, и о Найале Кавана, и о секретном изобретении. Возможно, он сделал это, чтобы сохранить государственную тайну, но, вероятно, у него были и другие, более глубинные мотивы. Если опыт лета 1848 года и научил меня чему-то, так это тому, что люди во власти не всегда бывают честны.

И еще одна мысль пришла мне в голову. Слейд сказал, что британское правительство прячет Кавана, но лорд Истбурн спросил меня, не знаю ли я, где он. Означает ли это, что правительство не располагает сведениями о его местонахождении? И если его прячет не Штайбер, то кто?

— У вас были еще контакты с человеком, которого вы считаете Джоном Слейдом? — спросил лорд Истбурн.

Я ощутила неприятный холодок тревоги, поскольку поняла, что лорд Истбурн изменил свое мнение относительно Слейда: он больше не уверен, что тот мертв. Я так упорно пыталась убедить его в том, что Слейд жив, что слишком преуспела в этом. Не исключено, теперь он снова пошлет своих агентов охотиться за ним, убить его и на сей раз постарается лично убедиться, что его приказ выполнен. А я не могла отказаться от своей преданности Слейду даже под пыткой.

— Нет, — сказала я. — Не было.

Хоть и дрожала от нервного напряжения, я смотрела лорду Истбурну прямо в глаза и видела, как он пытается понять, не лгу ли я. К определенному мнению он явно не пришел, но можно было с определенностью сказать: в том, что кое-какую информацию я утаила, он не сомневается.

— Мне надо идти, мисс Бронте, — сказал он.

Я снова ударилась в панику:

— Не оставляйте меня здесь! — Я протянула руку через решетку, желая его удержать.

Лорд Истбурн едва прикоснулся к моим пальцам и улыбнулся:

— Не волнуйтесь. Я подергаю за кое-какие ниточки и скоро вас освобожу.

* * *

— Ну что, теперь будете вести себя хорошо? — спросила меня надзирательница.

Желая избежать нового заключения в темнице, я ответила утвердительно. Тогда она отвела меня в помещение, где произошла моя ссора с Полл. Женщины сделали вид, что не заметили меня, — кроме Мейзи. Та подсела ко мне во время обеда, состоявшего из жирной бараньей похлебки, и зашептала:

— Когда Полл выпустят из карцера, тебе придется прятаться.

Я молила бога, чтобы к тому времени меня здесь уже не было. Вечером надзирательницы развели нас по камерам. Каждая была размером не более чем футов тринадцать на семь, с каменным полом; передняя стена представляла собой решетку с железной дверью, в противоположной — такое же зарешеченное окно. Удобства состояли из стола и нескольких табуреток, медной раковины с краном, полок для постельных принадлежностей и ватерклозета. К стене крепилась тускло горевшая газовая лампа с жестяным абажурчиком. Моими сокамерницами оказались три уличные женщины, две пьянчужки, от которых разило перегаром, и две карманницы. Наши постели представляли собой матрасы, расстеленные на полу. Мне хотелось лечь и провалиться в благословенное забытье, но спать здесь оказалось невозможно.