Невероятные приключения циников в Скайриме

— А чего ты ждал? Что я буду клещами из тебя вытягивать? Выяснять отношения? Брось. Ты вменяемый свободный мужик, захочешь — сам расскажешь. — Она накинула рубаху, натянула штаны, отжала и замотала в пучок еще влажные волосы. — Так. Завтра нас ждет тяжелый день. Надо выспаться, так что ты первый дежуришь — все равно со рваной задницей не уснешь, а я отдохну.

Не глядя на Бишопа, дова подбросила дров в костер, подтащила спальник поближе к огню и залезла под теплые шкуры. Высунув одну руку, она сцапала валявшийся неподалеку пузырек:

— Я сейчас напьюсь снотворного и отключусь часа на четыре. Если на лагерь нападут враги — просто убей всех, но меня не буди. Иначе прокляну на драконьем. Спокойной ночи. И, Бишоп…

Рейнджер невольно напрягся, ожидая продолжения.

— …рада, что мы встретились… — дова скомкала фразу, — в смысле… а, не важно…

Она вынула пробку из пузырька, и в несколько глотков выпила снотворное зелье. Икнула, поморщилась и залезла с головой в спальник.

Бишоп едва закончил застегивать ремни на броне, когда из-под шкур донеслось тихое сопение. Рейнджер устало выдохнул… Проклятье… Как так вышло, что он ввязался во все это дерьмо? Жил себе спокойно, ходил на охоту, грабил простаков, а теперь… Он еще раз взглянул на спящий силуэт. Надо проверить, точно ли спит? Рейнджер, приглушив шаги, подошел к дове и опустился на колено. Острый рейнджерский слух уловил глубокое ровное дыхание — точно спит. Бишоп собрался уйти, но, сам не зная зачем, отодвинул шкуру спальника и взглянул на лицо женщины.

Он старался запомнить все, что было в этот момент: ее запах и аромат костра, звуки — шелест деревьев и тихое дыхание, ее профиль, зарывшийся в черный мех спальника… Спохватившись, Бишоп поднялся, тихо ругая себя за подобную романтичную чушь: развлечение для томных девиц и бардов в цветастых подштанниках. Не для рейнджера. Он сморщился — раны на заднице разболелись сильнее прежнего. Вынув еще один пузырек лечебного зелья, Бишоп, не глядя, приговорил и его.

— А дова права… У нас еще остались дела, — он засунул пустой флакон обратно в подсумок.

Оглядевшись, рейнджер поднял с земли лук с колчаном, привычными движениями закинул в петлю на спине. Знакомая тяжесть подействовала успокаивающе, и Бишоп осмотрелся в поисках сумки Пит.

— Прости, красотка, но мне нужны твои записи. Если выбирать между тобой и даэдра — я ставлю на комок щупалец.

Бишоп подхватил мешок и, порывшись внутри, вытащил дневник Пит, перетянутый бечевкой. Рейнджер аккуратно развязал узел, пролистал дневник и, ни не разобрав ни слова, повертел его в руках.

— Ну и что теперь делать? За этим охотится даэдра?

И рейнджер тут же пожалел о своих словах: воздух вдруг стал плотным, словно кисель, исчезли все звуки, а время, казалось, остановилось.

— Твои фокусы уже в печенке сидят, даэдра… — проворчал Бишоп.

Он снова приготовился к боли в груди, и она не заставила себя ждать, Его связь с Апокрифом крепко держала его на поводке — пятно на груди налилось холодом и разверзлось, заставив рейнджера застонать от боли. Тьма толчками полилась наружу, заполняя собой мир вокруг рейнджера, пока не осталась лишь сосущая пустота Апокрифа. Из нее протянулось несколько щупалец. Они цепко ухватили и потянули дневник из рук рейнджера, но тот не спешил расставаться с записями:

— Верни волка, даэдра! У нас был уговор! — сквозь боль прорычал он.

Бишоп приготовился к перепалке, спорам, драке — к чему угодно, но из темноты с громким скулежом вдруг вылетел Карнвир, словно выпущенный из пращи. Рейнджер едва успел поймать зверя, как черное щупальце, выхватив дневник, скрылось в пустоте. Бишоп ждал, чувствуя обжигающе горячее тело волка в своих руках, не давал тому вырваться, чтобы снова не потерять, когда из густой темноты вдруг вылетел дневник Пит. Мелькнуло и исчезло гибкое щупальце, и все вернулось в норму, будто ничего и не было. На Бишопа разом навалились все звуки и запахи, а боль в груди снова стихла — ледяная пустота Апокрифа растворилась также мгновенно, как появилась. Похоже, даэдра сделал, что хотел…

Рейнджер взглянул на дневник, лежащий перед ним. Тот был аккуратно перевязан, и, казалось, никто кроме довы его не трогал. Бишоп выпустил волка из рук, поднял записи и осторожно, словно боялся запачкаться, двумя пальцами вернул его в сумку Пит.

Карнвир, получивший свободу, принялся кружить возле ног, начал облизывать и кусаться. Бишоп, уворачиваясь от летящих слюней, только успевал отталкивать вонючую пасть.

— А ну прекрати, шерстяной засранец. Ведешь себя, как вшивый пес! Ка… Карнвир!

Волк, не обращал внимания на слова рейнджера, принялся жаловаться на непривычную темноту, в которой он просидел так долго! На отсутствие запахов, на одиночество и как было страшно-страшно-страшно… Он поскуливал, взрыкивал, ворчал, продолжая кружить возле рейнджера.

— А-а, разорви тебя хоркер, я тоже рад тебя видеть, парень!

Рейнджер впервые от души рассмеялся и сжал в стальных объятиях знакомую черную тушу. Волк забил лапами, вырвался, облизал такое любимое бородатое лицо.