Невероятные приключения циников в Скайриме

Рейнджер поджал губы. Его лук бессилен перед безграничной властью даэдра в собственном мире, но что с таким человеком, как он, будет здесь? Медленная мучительная смерть? Безумие? Бишоп выдвинул нижнюю челюсть вперед, словно собираясь поспорить с Херморой.

— Значит, всё, что мне нужно сделать — это встретить путника, защищать его и, когда придет время, сказать правду?

— Да…

— Как я узнаю, что время пришло?

— Я сам-сама-само сообщу весть.

Бишоп в задумчивости закусил губу и посмотрел на бесполезное оружие в этом царстве щупалец, книг и темноты…

— Какие знания ты мне дашь? — наконец разлепив высохшие губы, спросил он.

— Ловкость. Магия. Сила. Ты выберешь-выбрал ловкость. Бишоп Неверящий — ты станешь-стал великим лучником. Твои стрелы не будут знать промаха, а глаз станет острым, как игла. Твоя ловкость не знает равных во всем Скайриме. Используй мой дар, чтобы сдержать обещания. Ты даешь свое слово… — Голос даэдры закончил на высокой ноте, и Бишоп в который раз не понял — спрашивает ли Хермеус Мора или приказывает.

— Я даю свое слово… — произнес рейнджер, и одно из щупалец даэдры начало увеличиваться в размерах. Оно протянулось к мужчине и оплело его руки — Бишоп задергался, но мертвая хватка не оставляла ни малейшей свободы.

— Ты даешь свое слово…

— Даю! — рейнджер задергался сильнее, когда второе щупальце обвилось вокруг его головы, и Бишоп почувствовал, как в глаза начала проникать черная пелена. Он закричал в смертельном ужасе.

— Ты даешь свое слово…

— Отпусти-и! — плотное кольцо щупалец сжималось всё сильнее. — Да, даю, проклятье! Даю!

Бишоп слышал, как хрустнуло древко лука; почувствовал, как ноги оплели еще одни путы; думал, что умирает.

Сквозь собственный крик и шум в ушах он еле расслышал:

— Бишоп из Невервинтера, ты дал три слова. Помни о них, ибо Ты теперь часть Апокрифа, а Апокриф — часть Тебя…

Черная Пустота пробила доспех, плоть и ребра, обвилась ледяной хваткой вокруг сердца. Бишоп почувствовал, будто весь лед Скайрима оказался внутри. Рейнджер уже не мог ни вздохнуть, ни выдавить и звука, а когда боль стала нестерпимой — Бишоп наконец потерял сознание и растворился в темноте…

Уже в безопасности на привычном спальнике за толстыми стенам таверны Бишоп вздрогнул. Теплой ладонью нащупал место на груди, где с той самой встречи осталось белое пятно — метка, напоминающая старый шрам от ожога. Это метка не загорала, оставаясь такой же бледной, а кожа такой же холодной, словно с груди только сняли глыбу льда. Бишоп отнял руку, боясь, что зараза Апокрифа перекинется еще и на нее.

Он неслышно выругался сквозь зубы. Вот к чему привело якшание с магией… Не будь той проклятой ведьмы и ее проклятой книги, рейнджер не оказался бы в западне у даэдра, и ему не пришлось бы караулить дурную бабу. Рейнджер тихо вздохнул, слушая шорохи таверны, голоса за стеной и размеренное дыхание Питикаки. Что за все-таки нелепое имя — Питикака? Откуда оно? Девица словно подслушала его мысли, прерывисто вздохнула. Она перевернулась на другой бок, скрипнув досками кровати, и забормотала во сне:

— …очень важный пептид… Нужно больше нейромедиаторов, милорд… снизить таурин… и ананас… пароль старый, Федор — «трусы на голове»…

Бишоп с интересом прислушивался к бессвязному бормотанию. Из всего потока он понял только несколько слов.

— Кто же ты? — прошептал Бишоп. Он вспомнил слова Хермеуса Моры про пришельца из другого мира и вырванное обещание охранять её, — и чем ты так заинтересовала даэдра?

Рейнджер бросил последний взгляд на спящий силуэт, с наслаждением потянулся до хруста в суставах и, положив ладонь на рукоять кинжала, расслабленно прикрыл глаза. Даэдра рядом нет, «ходячая беда» спит, и мимо никто не прошмыгнет. Можно отдохнуть.

***

Натан Семенович прятался от Кречета в курилке, устроенной на крыше административного здания. Бравый офицер, словно саранча, оккупировал собой все пространство, совал нос в каждую деталь, требовал писать подробные отчеты и будто поставил перед собой цель довести Натана Семеновича до благородного инфаркта. Доктор Склифосовский достал пузырек с таблетками и закинул антацид в рот — от одного появления генерал-лейтенанта в области слышимости у ученого начиналась предупреждающая изжога. Вот как сейчас… Дверь в курилку распахнулась, и Натан Семенович едва не перекрестился. На пороге стоял взмыленный Николай — главный программист их проекта.

— Святые нейроны, вот вы где! — воскликнул айтишник. Выглядел он не лучшим образом: на свитере сидело большое кофейное пятно, очки съехали набок и запотели, а сам Николай испуганно озирался по сторонам. — Кречета тут нет?

— Если бы был, я бы уже умер от изжоги, — мрачно ответил Натан Семенович и махнул рукой, приглашая программиста войти.

Николай быстро прикрыл за собой дверь:

— Хорошо, что он не курит, иначе и здесь от него было б не спастись, — программист разложил на подоконнике принесенные бумаги, — Натан Семенович, я пока не знаю с чем мы столкнулись, но что-то не так.

— Святые нейроны, неужели еще кто-то погиб в симуляции? — доктор Склифосовский начал нервничать.