Загасили керосиновую лампу от греха подальше. Не успели к сумраку приноровиться, как послышался истошный вой, а следом мощным ударом на палатку обрушился ураган. Оглушил Василия, свернувшегося в калачик под пыльной подстилкой, лицо отрезав от бушующей стихии маской из намотанной на него тряпки. Поначалу размышлять пытался, как-бы не заползла в его убежище приблудная дружелюбная эфа, но как-то обрывками пошли образы, а там и вовсе исчезли... Наступил покой...
Даше стук сердца не слышен.
Он учуял, как загнанный свирепыми охотниками зверь, дуновение курносой. Потянулась к стрелкам его часов костлявая длань...
Замерли мгновения... надолго, кажется навсегда, а после уже неожиданное... тик...
Тяжелым и натруженным было начало дыхания, но большими, жадными глотками. Потом он попытался подняться. Побарахтался, натужено покряхтывая, и вылез на солнышко.
- Где вы там? Как?- вскрикнул было в смятении, но быстро расслабился.
Рядом уверенно шевелились два аккуратных песчаных холмика. Он поскакал резвым пони на четвереньках, спеша подсобить товарищам, медведями, оголодавшими в зимней спячке, выбиравшимися из-под песка с недовольным ворчанием, покидая уютную берлогу.
- С ветерком вздремнули, ребята.
Вылезли друзья из нор потихоньку, отряхнулись, приглядывая искоса, за основательной длины, злобно настроенной гюрзой, ползущей извиваясь на утреннюю охоту.
- Никто зубную щетку не брал? - справился, отряхнувшись и отплевываясь Сергей.
- Кот, наверное, спер, вместе с зубной пастой. Ему нужней.
- Выпить бы, - высказался Иван, - водички минеральной пузыристой с кубиками льда в большом граненом стакане.
Шеф уже прощупывал своей изящной тросточкой ближайшие окрестности. Зацепил что-то, отозвавшееся металлическим звуком, и голыми руками приступил к раскопкам канистры. Василий на помощь кинулся, торопясь добраться источника жизни.
Пили долго и жадно, не жалея, что проливают драгоценную влагу на горячий песок. Запас остался порядочный, но что интересно - привычно отвратительно-солоноватая на вкус и теплая вода была холодной и очень вкусной.
- Мне мерещится, что ледяную хлещем с привкусом малины и с ароматом леса хвойного?
- Чудно...
- Похоже, что в загадки играет с нами странное место. Развлекается с людьми, случайно с ним связавшимися.
Отдышались чуток, а после продолжили пить, исключительно для удовольствия. Все одно делать нечего.
- Мне с крем-содой, пожалуйста двойной.
- На чудо гляньте. По урагану примчалась?
На трость бабочка красновато-оранжевого оттенка, уселась, небрежно помахивая крыльями, с темными пятнышками на них.
- Через раскаленные пустыни глупые бабочки летят в поисках судьбы.
Зачаровано уставились друзья на легкомысленное создание, нежностью своей и хрупкостью слабо совместимое с суровостью окружающей обстановки. Немую сцену умиления грубо разрушил начальник.
- Все-то вам, бездельникам, тешится, марш за палаткой.
- Может ну ее?
- Казенным имуществом разбрасываться?
- Мы не рабы!
- Это вы главбуху втюхивайте.
Хорошо, что выручать их пограничники на "газике" подкатили. Заботливые хлопцы, не забыли еды в термосах захватить. Первое, второе и горячий чай, такие предусмотрительные.
- Целы, геологи?
- Куда мы денемся.
Аппетит зверский нагуляли пережитым друзья, но как за ложки хвататься - Ты как, Сергей, о буре догадался? Накрыл бы он нас во сне... Так бы и остались здесь.
- Кот предупредил.
Глава 23. Долг благодарности
Вспоминал мужчина давние времена, но никак не мог догадаться, что все не так просто. Ни тогда ни теперь Василий и подумать не мог, что за их борьбой с черной бурей приглядывала гадалка, издалека прибывшая в недалекий городок. Пророчица в кибитке, из драных цветастых ковров устроенной, размышляла в полусне-полудреме, пребывая на Земле последние часы своего бытия.
Было о чем подумать.
Жизнь ее пролетела в странствиях таинственных, местности посещала странные, с дивными существами общалась. Нахлебалась горя досыта, но и жизнь понимать научилась.
Научилась старая в жребии людские взглядывать, сроки прозрев и расстояния, но при обязательном условии, учителями поставленным, что не во власти ее в них вмешиваться.
Мысль тревожная беспокоит старицу, стезю мешая земную спокойно закончить. Когда-то нищенкой, голодом заморенной, с тяжкой болезнью в груди, , почитай что при смерти чадо любимое, на крыльце оставила жилища благородного дона, уповая на милосердие, и, с кончиной скорой согласившаяся, убежала скорыми шагами. Выжила, но очутилась вдали от отчизны. Не сразу выведала, что вырос младенец ее полноправным сыном хозяина, а после загадала благодетеля отблагодарить.
У господина красавица дочка росла, резвая девчушка со светлыми кудрями и голубыми глазками. Жили и не тужили, но рознь... война... В неразберихе, под бомбежками, не усмотрели родители и пропала дочь.
Разыскивал ее отец. Страдал и мучился, но безрезультатным был поиск. На смертном ложе он волю объявил свою, что сын обязан семейный кров оберегать, а как объявится сестра, ее владелицей признать.