Невероятные случаи зарубежной криминалистики. Часть 1

Высказались и специалисты в области психиатрии, но они не пришли к единому мнению. Присутствующим в зале суда действительно могло показаться, что Гау не совсем нормален в психическом отношении. Однако тайный советник профессор Гох из Фрайбурга и профессор Ашаффенбург из Кельна имели больше возможностей изучить обвиняемого. Профессор Гох наблюдал Гау в своей психиатрической клинике в течение шести недель и полностью опроверг выводы некоторых специалистов, что обвиняемый ненормален и у него плохая наследственность. Было очевидно, что Гау не обладал твердым характером, был мягким и чувствительным, не мог полностью сосредоточиться на конкретной цели, однако это был тип исключительно способного человека с недостатком внутренней дисциплины и воли, со склонностями к необузданным импульсивным поступкам. Неограниченная фантазия толкала его на экстравагантное поведение, привела к возникновению мании величия. Он отличался от обычных людей и был способен принимать независимые решения. Во время судебного разбирательства ни разу не сказал, что не знает, что произошло в тот роковой вечер 6 ноября, наоборот, всегда подчеркивал, что отказывается об этом говорить.

Профессор Ашаффенбург считал Гау психопатом, у которого, отрицательные и положительные черты характера тесно переплетены, однако он ни в коем случае не может считаться невменяемым, то есть не ответственным за свои действия.

Каким он был в жизни? Высокомерным и заносчивым. Обладал склонностями к преувеличению и лжи. Рассказывал, например, что в Константинополе получил высокую правительственную награду, какой-то орден, украшенный бриллиантами, и любил его показывать. Во время следствия было установлено, что никто ему орден не вручал, а он его где-то раздобыл, что бриллианты были поддельными и что хвалился он чужими заслугами. Хотя он и получил юридическое образование и имел право работать адвокатом, однако никогда не получал звание доктора юриспруденции, которое он обычно использовал. До самой последней минуты своей бурной жизни он вел себя как авантюрист, бахвал и ловелас. У него было много отрицательных качеств, и все же казалось невероятным, чтобы он ради денег убил свою тещу. Ведь для мужчин с его умом и способностями существовало множество других, более удобных и менее опасных способов завладеть состоянием семьи Молитор. К тому же жена никогда не запрещала ему распоряжаться их деньгами и даже в своем предсмертном распоряжении она завещала ему значительные средства – десять тысяч марок наличными и на большую сумму драгоценностей, хранившихся в сейфе Олденбургского банка, а также свою долю на право владения виллой и другой недвижимостью в Баден-Бадене.

Но если отпадал мотив убийства ради денег, то вновь перед судом вставал вопрос, зачем же адвокату понадобилось убивать свою тещу? Никто не представил суду ни одного иного мотива, который мог бы толкнуть Гау на преступление. Заключение врачей-психиатров соответствовало уровню развития психиатрии начала века, к тому же судебная психиатрия еще только зарождалась. Известный американский криминалист Джозеф Е. Менкен высказал позже об этом деле свое квалифицированное суждение:

– Я убежден, что речь шла о явном случае шизофрении. Необычное поведение Гау на процессе доказывало, что он совершенно не воспринимал себя как обвиняемого Гау. Даже смертный приговор, вероятно, не подействовал на него – в том смысле, что он с решимостью смотрел смерти в глаза, совершенно не осознавая, что речь идет о его жизни.

Доказательством этого утверждения являются также две книги, написанные после того, как его помиловали. Это удивительные документы. Ни в одной из них он не признал свою вину, но в то же время (хотя и был адвокатом – В.Б.) совершенно не пытался доказать, что смертный приговор был бы судебным убийством. Ни один равнодушный репортер не написал бы столь беспристрастные и непредвзятые книги.

Доказывает ли это невиновность обвиняемого?

Ни в коей степени. Я убежден, что сознание Гау было раздвоено: во время совершения преступления и во время процесса. Болезнь половых органов, которой он страдал с юности и факт которой в рамках существовавших тогда условностей, притворства и лицемерия защита отвергла в ходе процесса, вместо того чтобы обратить на нее внимание, – вполне могла стать причиной душевного расстройства. Разумеется, Гау знал – это он совершил преступление, но одновременно у него было чувство, что он не имеет ничего общего с этим вторым «я», с убийцей. Его трюки с переодеванием только подчеркивают шизофренические наклонности.

Карл Гау спокойно пошел бы на виселицу, считая, что казнят кого-то другого.