Невероятный медовый месяц

— Все будет хорошо, дорогой мой, — шептала она. — Я люблю тебя, я удержу тебя, и с тобой ничего не случится.

Смысл сказанного постепенно доходил до его сознания, и Атол засыпал, а Антония долго еще прижимала его голову к своей груди и держала за руку.

В одну из таких беспокойных ночей он кричал в горячке, что хочет удержать лошадь, но она его не слушается, и Тур рассказал Антонии, как Атол сломал ключицу во время соревнований. Эта травма была весьма болезненной многие месяцы, но Антония узнала еще кое-что. Тогда в жизни герцога была женщина, которую он явно любил, но ни разу не назвал ее имени. Видимо, он ждал от нее утешений, но она так и не явилась к нему.

«Для меня нет места в его сердце, он даже не вспоминает обо мне, — с грустью думала Антония, сидя у постели больного. — Но я счастлива, что могу помочь ему, что я нужна ему, как никогда никому не была нужна».

С каждым днем ее любовь разгоралась все сильнее, и Антония радовалась чувству, которого ждала давно: она всем сердцем хотела полюбить человека, для которого могла бы тоже стать кем-то важным в жизни, а не бесполезной обузой, вызывающей раздражение. Именно так она чувствовала себя в родительском доме.

— Даже если он не полюбит меня, — утешала себя Антония, — я все же смогу любить его. Но он никогда не должен узнать об этом!

Бесшумно приближаясь к постели больного, она склонялась над герцогом, чтобы смотреть на него и шептать ему слова любви. В эти. мгновения она ощущала странное томление в груди и жалела о том, что когда он поправится, то никогда больше не станет искать утешения в ее объятиях.

И она решила, что попросит его подарить ей ребенка. Этот ребенок будет его частичкой, и она сможет любить его. Антония уже не боялась думать о ребенке и лишь укоряла себя за то, что после свадьбы просила герцога позволить ей сначала узнать его поближе и только потом решить вопрос о наследнике.

— Когда мы вернемся в Англию, — сказала себе Антония, — он возобновит свою связь с маркизой, но никто никогда не сможет отнять у меня сегодняшний день. А сегодня — Атол мой! Он мой!…

Говоря это, она опять ощутила томление и сладкую боль в груди, все тело ее вдруг затрепетало, и Антония прошептала:

— Сегодня я смогу держать его в объятиях и целовать его щеки, лоб и губы…

Днем Антония научилась не проявлять своих чувств, чтобы герцог не заподозрил, каким огнем пылает ее грудь, когда она касается его руки, помогает приподняться на подушках, когда смотрит на него из-под опущенных век.

Как— то она заметила, что ревнует Тура, к которому герцог чаще обращался с просьбой помочь ему, чем к ней, Антонии. Она устыдилась этого странного чувства, но ей так хотелось самой обслуживать мужа и во всем угождать ему.

Но Антония ни на минуту не забывала о маркизе, которую он любил и которая ждала его в Англии.

Эта мучительная мысль пронзала ее сердце, подобно острому кинжалу.

Глава 6

Как вы себя чувствуете? — спросила Антония. — Достаточно хорошо, чтобы поехать домой, — ответил герцог.

Он сидел в кресле у окна, и, взглянув на него, Антония подумала, что он и в самом деле выглядит гораздо лучше, чем еще несколько дней назад.

В то же время и она, и Тур вовсе не заблуждались насчет его самочувствия — Атол был еще слишком слаб, и о полном выздоровлении пока не могло быть и речи. Тем более нечего было думать о долгом и изнурительном путешествии.

Благодаря стараниям Генри Лабушера, который однажды привел к герцогу весьма опытного массажиста-китайца, последствия длительного пребывания в постели быстро отступали, мышцы укреплялись, и вскоре Атол мог самостоятельно пройтись по своей спальне. Однако ему ни в коем случае не следовало переоценивать свои силы, состояние здоровья хоть и улучшалось, но очень медленно.

Кроме здоровья супруга, Антонию беспокоили и другие проблемы, связанные прежде всего с общей ситуацией в Париже, о чем она не осмеливалась даже заикнуться герцогу, который все еще нуждался в полном покое.

Чтобы понапрасну не волновать мужа, она не говорила ему и о том, что немцы с каждым днем все ближе подходят к Парижу.

— Мы — англичане, — уверенным тоном; заявлял герцог, когда речь заходила о военных действиях, — так что нет причин сомневаться в том, что мы сможем выехать отсюда в любой момент, когда только пожелаем.

Но Антония все же сомневалась и, правду говоря, с каждым днем все больше. Сам герцог нечаянно указал ей причину для сомнений, и однажды она высказала ее вслух:

— Англичане как нация чрезвычайно непопулярны.

— Почему? — удивился герцог.

— Судя по тому, что говорит мистер Лабушер, французское общественное мнение взбудоражено недружественной позицией, занятой английской прессой.

Герцог сердито хмыкнул, что, как уже знала Антония, означало пренебрежительное отношение к предмету разговора — на этот раз он давал понять, что полностью игнорирует мнение всякой там прессы, в том числе и английской.

— Широко распространилось мнение, — говорила Антония, не обращая внимания на замечание супруга, — что Англия зря не встала на сторону Франции, чтобы отстоять Париж — колыбель современной цивилизации.