Невесомая принцесса

Разумеется, после этого случая ее оберегали пуще глаза. Но об удивительных происшествиях, связанных с необычностью маленькой принцессы, можно было бы рассказывать без конца. Ни в одном доме, не говоря уже о дворцах, никогда не было ребенка, уход за которым так веселил бы, по крайней мере прислугу. Возни с ней было, конечно, немало, но уж рук и сердец она ничьих не обременяла. Ею прекрасно можно было играть, как мячиком! И совершенно не бояться, что она упадет. Ее можно было уронить, бросить или кинуть на пол, нельзя было только там оставить. Что правда, то правда, потоком воздуха ее могло затянуть в камин или в подвал, но время шло, а ничего худого не случалось. Если откуда-нибудь из самых неожиданных мест доносился переливчатый смех, в причине можно было не сомневаться. Спустившись в кухню или в людские, можно было застать Джейн, Тома, Роберта и Сюзан, всех разом, играющих принцессой, как мячиком. Причем, будучи мячиком, принцесса меньше всех огорчалась по этому поводу. Она перелетала из рук в руки, повизгивая от смеха. А прислуге мячик нравился больше, чем сама игра. Но, перекидываясь этим мячиком, приходилось следить за тем, чтобы не подбросить его слишком высоко. А то не воротишь.

V. А что будем делать?

Но в дворцовых покоях все обстояло по-иному. Например, однажды король после завтрака ушел в сокровищницу и занялся пересчетом денег.

И не испытал при этом никакого удовольствия.

«Подумать только! — ворчал он про себя. — Любая из этих золотых монет весит целых полтора золотника, а моя родная, собственная дочь, плоть от плоти, кровиночка от кровиночки, так-таки ничего не весит!» И со злостью смотрел на свои золотые кружочки, как те разлеглись с самодовольной ухмылкой на желтых личиках.

Королева в своей гостиной ела хлеб с медом. Откусила разочек, да вдруг как расплачется! Ее всхлипы донеслись до короля. А ему как раз захотелось на кого-нибудь накричать, особенно на королеву. Запер он свое золото в сундук, нахлобучил корону на голову и поспешил в малую гостиную.

— Из-за чего сыр-бор? — сказал король. — По какому случаю слезы?

— Не могу я это есть! — ответила королева, скорбно глядя на горшочек с медом.

— Неудивительно, — фыркнул король. — Ты же только что съела на завтрак пару индюшачьих яиц и три анчоуса!

— Да не потому! — всхлипнула ее величество. — Я из-за нашей детки.

— А что с нашей деткой? В трубу не улетела, в колодец не свалилась. Слышишь, смеется?

И невольно вздохнул король, стараясь сделать вид, что закашлялся.

— Невесомость — это просто небольшой избыток легкости, — сказал король.

— Избыток легкости вредит, — сказала королева.

— Избыток легкости полезен, — сказал король.

— «Легковерный» — это не похвала, — сказала королева.

— А «легконогий»? А «легкий на руку»? «Легкий на руку» значит «счастливый», — сказал король.

— А «легко…» — начала было королева, но король перебил ее.

— И, следовательно, — заявил он тоном спорщика, имевшего дело с воображаемым противником и потому легко одерживающего победу, — избыток легкости в членах — это лучше не придумаешь!

— Зато избыток легкости в мыслях — это хуже не придумаешь! — возразила королева, начиная злиться.

Этот ответ сбил короля с толку, и он повернулся на пятке и поплелся обратно в сокровищницу. Но и полпути не прошел, как голос королевы издали нанес ему завершающий удар.

— Избыток, убыток, прибыток, добыток! — крикнула королева. — Не до добытка!

Король остановился как вкопанный. Он терпеть не мог, когда слышится не то, что пишется, и вечно ему слышалось. На этот раз ему послышалось «недобитка», и он пришел в ярость. Но опомнился: королева была не в том состоянии и не на том расстоянии, чтобы порицать ее за то, что послышалось, хотя послышалось, а потом замелькало в уме нечто совершенно несообразное: какие-то «убитки», «избитки» и «раздробитки». Он повернулся на другой пятке и вернулся к королеве. Вид у королевы был виноватый. Так считал король, а как оно было на самом деле, не имело никакого значения.

— Милая моя, — сказал король. — Всякое словесное недоразумение между супругами крайне предосудительно, кто бы они ни были, не говоря уже о королях и королевах. Но исключительно и крайне предосудительны недоразумения, вызванные вольным и якобы остроумным обращением со словами.

— Да разве я шучу! — сказала королева. — Не до шуток мне. Я самая несчастная женщина в мире!

Вид у нее был такой скорбный, что король просто обнял ее в ответ.

Наконец они сели и устроили совет.

— Будем, терпеть? — спросил король.

— Не могу, — сказала королева.

— А что будем делать? — спросил король.

— Понятия не имею, — сказала королева. — Может быть, принесете извинения?

— Сестрице-то? — спросил король.

— Да, — сказала королева.

— Хорошо, не возражаю, — кивнул король.