Невест-то много, я одна

Я запиналась, пытаясь подобрать слова. Ужасно всё же это. И действительно, горько, что только женщины становятся вестницами смерти. И только те, которые умерли в детстве, маленькими девочками, еще до того, как у них пришли первые женские дни. Ну и надо, чтобы несчастных девчушек сумели быстро вернуть к жизни.

Причем никто так и не смог понять, как это работает. Почему одни погибшие и воскресшие малышки становились вестницами и видели грядущие смерти, а другие нет. Ставили даже эксперименты, как я узнала позднее. Детей всегда умирает много, в том числе девочек. Сироты, бездомные, нищие… Некроманты пытались возвращать с того света умерших девочек. Но лишь одна из нескольких десятков получала дар.

И эксперименты прекратили, так как магов смерти мало, а процесс удержания души или вообще возврата ее – это крайне сложное и энергозатратное колдовство. На которое способен еще и не каждый некромант, а лишь с высоким уровнем дара.

Наш с Марикой случай – наглядный пример. Мы с ней погибли одновременно. На наше счастье, попали в руки старому некроманту – в буквальном смысле, наши трупы оказались у него, – который пожалел двух хорошеньких малышек, как он потом говорил. Тем более что с нашими родителями он был знаком. Вот и провел обряд, выдернул обратно в реальный мир наши души и привязал к телам. Чуток ошибся, правда. Но не его вина, мы с Марикой хоть и кузины, но очень похожи. Ведь наши отцы близнецы. Да и зовут нас похоже: Эрика и Марика. А сокращенно – обе Ри́ки.

Так вот, умерев одновременно, пробыв за гранью жизни одинаковое количество времени и воскреснув в одно и то же время, дар вестницы смерти получила лишь одна из нас – я. А Марика так и осталась совершенно обычной девчонкой, с тем же уровнем магических способностей, что и до смерти. У нее они небольшие. Свечку зажечь могла, тарелку очистить, ну и по мелочи.

То есть магический дар не меняется. Но почему-то, по никому не ведомым причинам или же по воле богов, у кого-то из умерших и воскресших девочек появляется способность предвидеть смерть. Но мы с кузиной обе видели призраков и обе стали совсем седыми. Это одинаково для всех умерших и оживших.

– А вы всегда сообщаете о грядущем? – спросил между тем лорд Риккардо, всё так же бережно придерживая меня под руку.

– Нет, – помедлив, призналась я. – Не всегда. Иногда просто не могу. Но если человек болен или я понимаю, что ему нужно оставить завещание, распоряжение, позаботиться о близких… Тогда говорю. Чаще всего меня за это ненавидят. Но, правда, некоторые всё же, придя в себя, осознают, что я лишь вестница. Я не призываю смерть, а только вижу.

– Учтем, – пожал мне руку, лежащую на сгибе его локтя, маркиз и, открыв дверь в приемную, пропустил внутрь.

Там уже ждал Анри, который тут же вскочил и начал переминаться на месте, не зная, что ему делать. Потом вспомнил, полез в карман и протянул мне носовой платок:

– Вот. Простите.

Я фыркнула и улыбнулась. В общем-то, я уже успокоилась. Минута слабости прошла, продолжаем жить дальше. А платочек всё же забрала и сообщила, что отдам вечером, если не пригодится.

Маркиз, убедившись, что я уже в порядке, ушел к себе в кабинет, а мы с Анри остались в обществе друг друга. Он показал мне, на какой полке что стоит. В общих чертах объяснил принцип ведения и хранения дел. Какие бумаги куда подкалываются. Потом продемонстрировал, как сортировать входящую корреспонденцию и отчеты.

Объяснения звучали примерно так:

– Это сюда, это туда. Это – в этот лоток и не вскрывать, а это, наоборот, вскрывать, но не читать. А это читать, найти нужную папку и вшить к остальным документам.

Периодически заходили посыльные и приносили то бумаги, то папки, то для меня пропуск. Это оказался не документ, а жетон на цепочке, который нужно было всегда иметь при себе.

Потом Анри мне вежливо намекнул, что кое-кому еще и поработать бы хотелось. Так что я еще сама облазила вдоль и поперек всю приемную, заглянула в каждый шкаф и на каждую полку. Подвигала стулья. Полюбовалась на стекла грязного окна и на пыльный подоконник, прячущиеся за не очень свежей шторой. Заглянула в стоявшие там зачем-то вазу и графин. Пустые и тоже пыльные. Больше никакой посуды не обнаружила, даже самого завалящего стакана или кружки.

Потом я тихо поскреблась в дверь кабинета и, не дожидаясь разрешения, просочилась внутрь.

Хозяин его сидел за огромным столом, с головой погрузившись в бумаги. На меня взглянул, на вопрос «можно ли тут всё осмотреть и позаглядывать» кивнул и вернулся к работе. И я повторила разведывательный рейд, суя нос везде, где только можно. Потом расчихалась от пыли, убрала с носа паутинку, обнаруженную у одного из двух окон. Не нашла абсолютно ничего интересного и сто́ящего и выбралась наружу.

Время близилось к полднику, а мы ведь еще даже не обедали. Никто. Ни я, ни Анри, ни наш с ним общий начальник.