Самописец разворачивал тонкие паучьи лапы, покачивался и скрежетал. Успокоился он, лишь получив в зажимы пачку бумаги. Валики из свиной щетины прошлись по листу, стряхивая мельчайшие пылинки, и пики стальных перьев замерли у самой белой поверхности.
– Конечно, перед публикацией интервью пройдет тщательное согласование. Ваш брат особо настаивал на этом.
Разумная мера, когда имеешь дело с репортерами.
Особенно с такими.
Щенок злил Одена, пусть пока и не пересекая границы дозволенного.
Первые вопросы были обыкновенны и касались исключительно предстоящей свадьбы, но они иссякли довольно быстро. Гарстен пришел не затем, чтобы уточнить список гостей или нюансы убранства дома. Ему было плевать, чем украсят старое поместье – фрезиями, анемонами или же водяными лилиями.
Оден и сам, признаться, не был в курсе.
– Знаете, многих весьма удивило ваше возвращение, – заметил Гарстен, когда помощники убрали-таки короб камеры. Небрежным жестом он отослал их прочь.
– Чем же?
– Вас считали мертвым.
Лорнет описывает полукруг, едва не падает, но эта его неустойчивость – лишь часть игры.
– Ошибались.
Пальцы Эйо поглаживали ладонь, успокаивая.
– Нашим читателям хотелось бы знать, что вы испытываете теперь, по возвращении домой? Здесь ведь многое изменилось. А у вас было не так много времени, чтобы привыкнуть к переменам. Итак, что вы чувствуете?
В мутно-зеленых, болотного цвета глазах появилась искра настоящего интереса.
– Чувствую, что наша беседа несколько затянулась.
– Вас ведь все равно будут спрашивать об этом… и о многом другом. – Мальчишка не сдвинулся с места. – Не лучше ли сказать все и сразу?
– Если все и сразу, то я счастлив оказаться дома.
– Кратко.
Лапы самописца дрожали над белыми листами, готовые зафиксировать каждое слово, произнесенное Оденом.
– Вероятно, – Гарстен подался чуть вперед, – вы еще не совсем свыклись с… новой жизнью. Порой ведь требуется время… но, с другой стороны, та поспешность, с которой вы вступаете в брак, не может не удивлять. Да и ваш выбор…
Пальцы на ладони замерли.
– …чем он обусловлен?
– Моим желанием.
И шансом, отказываться от которого Оден не станет.
– Или волей короля?
– Одно другому не противоречит.
Он поцеловал ладонь, сегодня показавшуюся просто-таки раскаленной.
Ей тоже плохо.
И надо что-то решать, это затянувшееся равновесие вредит обоим.
– А слухи о вашей болезни, естественно, несколько преувеличены?
– Естественно.
Это не болезнь. Просто холод, туман и голос в голове.
– И все-таки… – Гарстен наклонился ближе и вытянул шею. Оден видел ее, тощую, передавленную шнурком модного галстука до того, что артерии набрякли и проступили под бледной кожей, – признайтесь, что именно побудило вас взять в жены это… существо?
Шея была не так далеко.
А мальчишка окончательно утратил чувство меры. Он не успел отдернуться и только захрипел, когда Оден вцепился в горло. Дернул вниз, заставляя выпасть из кресла, почти позволив встать на четвереньки, но тут же потянул вверх.
Под рукой билось, стучало живое железо.
– Только попробуй, – ласково произнес Оден. – Ты в моем доме. Обернешься – и дашь повод себя убить. Поверь, для этого много сил не нужно.
Щенок хрипел, дергался, но мягкие иглы, проступившие в волосах, спрятались.
Значит, остатки благоразумия не растерял.
В болотных глазах плескались ярость и страх. Ничего, такому полезно испугаться.
– А теперь скажи, кто тебя надоумил? – Оден слегка ослабил захват, позволяя сделать вдох.
– Ты…
– Вы.
– Вы… – мальчишка перестал дергаться, – вы… сошли с ума.
Вполне вероятно, Одену в последнее время часто об этом говорили.
– Она же… альва…
– И моя невеста, перед которой ты извинишься.
– Их надо… под корень… всех… – Гарстен мазнул рукой по запястью. – Лоза должна умереть. А вы… вы… герой… и женитесь… на ней вот.
В его голосе прозвучала такая детская обида, что Оден растерялся.
Какое им дело до того, на ком он женится?
Род мог бы выказать недовольство, но у Красного Золота есть Виттар.
К счастью.
– Вон из моего дома! – Он отшвырнул мальчишку, и тот, отлетев, зацепил столик. Посыпались листы, со звоном покатился самописец, оставляя на паркете чернильные пятна.
Гарстен, поднявшись на четвереньки, зарычал.
Сдержится?
Его контуры поплыли.
– Эйо, подымись наверх.
Но щенок взял себя в руки. Отряхнувшись, он поднялся на ноги, одернул полы перекосившегося пиджака и произнес:
– Ты не герой, Оден из рода Красного Золота. Ты предатель. Ты сдал Гримхольд. И всю войну отсиживался под Холмами, лизал королеве пятки, вот она тебе и сохранила жизнь. А теперь твой бешеный брат тебя спасает.
– Все было не так.
Бесполезно вступать в спор. Щенок просто не понимает. Но ведь он не сам додумался до такого. Значит, велись разговоры…
– Ты предатель, – Гарстен облизал губы, – и позор своего рода. Все это знают. Только сказать боятся.
Я нашла его в саду.
Оден лежал на траве, даже переодеться не подумал, собака бестолковая. Китель бросил на ветку яблони, пояс расстегнул и ботинки отправил под куст шиповника.
Заложив руки за голову, Оден разглядывал облака. И шевелил пальцами на ногах.
– Не помешаю? – Я присела рядом.
– Ты? Никогда.