Невеста

Говорю… останавливаюсь, чтобы перевести дух. Пью уже не чай – молоко, которое принесли в высоких стаканах. И к нему – пышную сдобу, тонкие кружевные блинчики, мед, шоколад. И вазочку с миндальными орешками. На столике почти не осталось свободного места, а завтрак слишком затянулся. Но я снова говорю… и еще… и, наверное, обо всем сразу. Здесь, в этой комнате, рассказывать не страшно, даже воспоминания уже не пугают. Когда же я наконец умолкаю, Брокк протягивает руку через стол и касается запястья:

– Все закончилось, Эйо. Теперь все действительно закончилось.

Я ему верю.

Закончилось. Я вернулась домой. Синяки и ссадины заживут. Воспоминания поблекнут. И… надо просто привыкнуть к новой старой жизни.

– А… разведка?

– Забудь. Вряд ли у них было что-то и вправду серьезное. Для вида побегают, а там найдут занятие поинтересней.

Пусть ищут там, в Долине, но я-то сейчас по другую сторону гор, хотя и не совсем понимаю, каким чудом здесь оказалась.

– Даже если найдут, разговаривать им придется со мной. А я тебя не отдам. Никому. – Брокк нахмурился и ущипнул себя за ухо. – Эйо… тот высший. Я знаю, о ком идет речь. И если тебе интересно, что с ним, я попробую выяснить…

Интересно?

Или нет? Это не интерес, я просто хочу знать, что он жив и дома.

– Пока о возвращении не слышал. Полагаю, после твоего побега к нему возникли… вопросы.

То есть я…

– Эйо, он взрослый и в состоянии сам о себе позаботиться. Без санкции короля его не тронут. Подержат и отпустят…

– А если нет?

– Не будет «если», Хвостик. Будет так, как решит король. – Брат отвел взгляд. – В последнее время, конечно, всякие слухи ходили, но… мне кажется, дом Красного Золота по-прежнему в фаворе. Поэтому давай просто немного подождем.

– Хорошо.

Оден говорил то же самое. А я испугалась.

Сбежала.

Вернулась домой. Дома ждать легче, чем в камере… Пожалуй, действительно волноваться не о чем. Но я волнуюсь.

А Брокк вздыхает и говорит то, что должен сказать:

– Я попытаюсь выяснить, что с ним, по своим каналам. И если ты вдруг захочешь встретиться… не буду возражать. – Хотя сама идея ему явно не по вкусу. – Но будет лучше, если ты просто-напросто забудешь о том, что между вами было.

Попробую.

Наверное, об этом рассказывать не стоило. Там, в дороге, все было правильно и логично, а здесь… здесь весьма определенное отношение к внебрачным связям. Да и стоит ли кривить душой – далеко не все, что происходило между мной и Оденом, можно оправдать необходимостью.

И теперь мне должно быть стыдно перед братом, но…

Брокк провел пальцем по запястью:

– Высшие – особый случай, Хвостик. От них лучше держаться подальше. Легко потерять голову. Поверить, что все на самом деле так, как тебе говорят. Это как опиум курить, но с опиумом ты хотя бы знаешь, что картинки в голове – лишь твои фантазии. А вот с высшими… они умеют сделать так, что перестаешь думать о разных мелочах вроде того, насколько безнадежны эти отношения. Хочется немного счастья.

Он говорил не обо мне. И в глазах застыла такая тоска, что я взяла брата за руку, как много лет назад… правда, тогда именно он утешал меня.

– Это ведь не преступление – быть счастливым, верно? – Брокк вытащил из-под стола левую руку. – Только однажды тебе говорят, что все окончено. Муж возвращается.

Ему было больно, и боль до сих пор не ушла. Мы с Брокком одной крови, и я знаю – он действительно любил ту женщину.

А она его?

Возможно. Но это не имело значения.

– Я не хочу, чтобы ты страдала, Эйо.

На следующий день я решаюсь выйти из комнаты.

Меня никто не заставляет, но сама понимаю, что нельзя вечно прятаться в детстве. Причем понимание приходит в ванной из розового мрамора, настолько тесной, что сидеть приходится, поджав колени к груди. И краны, и зеркала, и резной столик, и пушистые полотенца выглядят игрушечными.

А я слишком взрослая, чтобы в куклы играть.

Но моюсь долго, растираю плечи мочалкой докрасна.

И потом кутаюсь в пушистый халат…

В комнате уже приготовлено платье, простое, легкое, из ярко-зеленого ситца, оно явно было выбрано наугад, поэтому слегка великовато.

– Я бы пригласил портниху, – Брокк помогает одолеть шнуровку, – если ты хочешь ее видеть. Тебе нужен гардероб… и обувь, наверное. И все остальное тоже, но ты сама решай.

– А… – я трогаю тонкую ткань, – можно я не буду носить платья?

Они красивые.

Но… в платье неудобно бегать.

Брокк это понимает и, вместо того чтобы убеждать, что из этого дома мне убегать не придется, говорит:

– Как хочешь, Хвостик.

Мне нужно время, чтобы привыкнуть жить так, словно войны не было. Но сегодня мы осматриваем дом. Он тоже изменился… стал меньше?

– Это ты выросла. – Брат улыбается.

Наверное… потолки не столь высоки, а залы – необъятны. Вот этот гарнитур с гобеленовой обивкой я не помню, наверняка он появился недавно… а перед маминым портретом задерживаемся надолго.

– Ты на нее похожа. – Брокк прячет левую руку за спину.

Зеркала утверждают: лукавит.

– Я просто вижу чуть дальше, чем зеркало, – отвечает брат, когда я говорю об этом.

Есть и его портрет… Брокк молодой, в форме, которая ему к лицу.

А вот и дедушка…

– Он умер… если хочешь, мы потом сходим.