Он был изможден до крайности: кожа, кости и живое мясо. Его не просто пытали, а мучили снова и снова, позволяли ранам зарубцеваться, а вот здесь, под левой лопаткой, явно шили. О псе заботились, не позволяя умереть. Наверное, он был интересной игрушкой.
— Решетка, — сказал пес, когда я коснулась язв на спине.
Аккуратные отверстия все еще сочились сукровицей. Девять рядов вдоль спины, девять — поперек. А следов от огня нет. Впрочем, я слышала, что холодное пламя не обжигает, оно просто вытапливает из крови железо.
…это война, бестолковая Эйо. А пес — враг.
Вот и убили бы, как врага. Пытать зачем?
— Потерпи, — я сглотнула, не зная, что сказать ему. — Еще немного потерпи. Пожалуйста.
Кивнул.
И двинулся за мной к воде.
— Стой, — берег был топким, осклизлым. — Садись. И осторожно, здесь глубоко.
Я помогла ему спуститься в воду и положила руку на корень старой ели. За него удобно держаться.
— Я сейчас вернусь.
У меня еще оставалось мыло, пусть бы и самое дешевое, изрядно воняющее. Для пса, вероятно, этот запах и вовсе невыносим был. Но он терпел, жмурился, фыркал. И сам тер и без того разодранные плечи, хотя меня от одного вида открывшихся ран трясти начинало. Моей силы не хватит на все.
Разве что понемногу… изо дня в день…
Я помогла ему выбраться из воды, и отвела к своему гнезду, сооруженному из еловых лап и сухих, шелестящих листьев.
— Вытереть тебя нечем.
Солнце стояло еще высоко. Обсохнет. И согреется. Надеюсь.
— Чистый, — он понюхал собственную руку. — Чистый. Хорошо.
Я же развела костерок. Сегодняшняя добыча была скудна — пара серых, скукоженных картофелин, из тех, что скоту запаривают, и пара горстей сечки. Но из старых запасов у меня оставались хлеб, сыр и почти прозрачный уже кусок сала на нитке. Картофель я варила вместе с зерном, добавила травы и жир. Пес терпеливо ждал. Он свернулся в гнезде клубком, подтянув ноги к груди. И плащ мой, слишком маленький для него, принял с благодарностью.
Так и лежал, уставившись на огонь, но вряд ли видел. И кажется, придремал.
А я, пользуясь случаем, разглядывала его.
Крупный, широкой кости. С массивной грудной клеткой, тяжелыми лапами и мощным хребтом. Такой выдержит и полную броню. Окрас золотистый, с характерным отливом и более светлым подшерстком, какой бывает только среди Высших. И родинки подтверждением: семь — на левой щеке. Одиннадцать — на правой.
Может, не все так и плохо?
Я проведу его по землям детей Лозы, а он поможет мне за перевалом.
Глава 3
Стальной король
Стальной Король был молод. Всего-то двадцать девять весен, на две меньше, чем Виттару.
Стальной Король был стар.
В его глазах жила война и боль потухших жил, отравленных туманом. Ранние морщины изрезали лицо, превратив его в маску, и не нашлось бы в землях Камня и Железа того, кто осмелился бы заглянуть под нее. Не был исключением и сам Виттар, хоть бы и назывался другом короля.
Стальной Король просто был.
Высокий. Сухопарый. Нескладный с виду. Он лишен был отцовской силы и изящества матери: чересчур руки с локтями, которые вечно торчали в стороны этаким вызовом дворцовому этикету. Стальной Король давно перестал обращать внимание на подобные мелочи. Его запястья были по-женски тонки, а ладони округлы и мягки. Такие подошли бы пекарю. На коротких пухлых пальцах перстни смотрелись нелепо, и Король отказался от перстней.
Ему не шли ни кружево, ни бархат, ни даже сама корона, сплетенная из стальных нитей. Он вечно жаловался, что корона слишком тяжела и натирает.
И алмазы в ней — лишнее.
Сейчас корона лежала на столике, рядом с бутылкой вина, парой бокалов и потертыми перчатками. Под столиком нашлось место сапогам, из голенищ которых полосатыми змеями выглядывали чулки Его Величества. Сам Стальной Король сидел, вытянув ноги, шевеля босыми пальцами, которые разглядывал с преувеличенным вниманием. Казалось бы, не слушал, но Виттар точно знал — каждое, произнесенное им слово, произнесено не зря. Вот только новости нельзя было назвать добрыми.
— …род Высокой Меди с печалью сообщил о том, что младенец родился мертвым.
— Второй? — голос Короля звучал ровно, равнодушно даже.
— Третий. Второй — у Белого Серебра.
Виттар замолчал, зная, что королю нужны несколько минут тишины. Он поднялся и наполнил бокалы темным тяжелым вином, сделав по глотку из обоих, протянул королю.
— По-прежнему боишься за меня? — старый друг взял бокал, не глядя.
— Боюсь.
Вино из ягод тимминики, единственное, которое Король признавал, было горьким. Когда-то эта горечь сумела спрятать яд, и покушение, одно из многих, едва не увенчалось успехом. С тех пор рядом с королем появился дегустатор, но Виттар не мог отделаться от старой привычки, пусть бы и в тот раз она едва не стоила ему жизни.
Король разглядывал вино.
— Ты ведь нашел ответ на мой вопрос?
Да, пусть бы изначально и полагал, что вопрос задан исключительно затем, чтобы отвлечь Виттара от собственных бед. Вероятно, так и было… отчасти.