Невеста Агнца

Смертью, как сказано, не упраздняется софийность творения, ибо не разрушается и не упраздняется само последнее. Смерть, как момент в диалектике жизни, должна быть понята в свете грядущего воскресения, восстановляющего прерванную жизнь, и в связи с тем неумирающим началом в человеке, которое живет и в загробном состоянии (и от него не спасает и самоубийство). Разделяющая коса смерти в трехчастном составе человека проходит между духом и душой (которые поэтому и объединяются обычно под общим понятием души), с одной стороны, и с телом, с другой. Очень важно установить эту нераздельность духа и души в смерти, поскольку ею утверждается начало тварного бессмертия в продолжающейся связи с этим миром. Душа есть промежуточное начало, связующее дух с миром тварным. Душа — тварна, как «кровь», оживляющая тело; физическая кровь умирает и разлагается вместе с телом, однако сверхфизическая энергия жизни, в крови имеющая свой субстрат (это может быть выражено и в оккультических понятиях сверхфизического тела; «эфирного», «астрального» и т. д.), сохраняется. Уже поэтому нельзя говорить о полноте смерти в смысле победы небытия. Это означало бы такую полную победу смерти над жизнью, которая онтологически исключала бы воскресение. Но последнее есть не только восстановление, но и продолжение жизни, предполагающее ее самотожество в

383

непрерывности, единстве до смерти и после воскресения. Это еще раз заставляет нас понять смерть, как состояние жизни (1).

Но полное торжество смерти имело бы место лишь в том случае, если бы она была отделением духа от души и тела, нетварно-тварного начала в человеке от начала тварного, т. е. развоплощением духа. Это, очевидно, означало бы уничтожение и самого человека, т. е. полную неудачу творческого замысла Божия: человек, состоящий из двух начал, божественного и тварного, разделился бы на составные части, рассыпался бы в онтологический прах. Можно ли мыслить подобное развоплощение в отношении к человеческому духу, как началу нетварно-тварному в человеке, имеет ли он собственную силу бытия и бессмертия помимо тела, и не заключен ли он в тело как бы в темницу? Отвечая на этот вопрос, надо еще раз вникнуть, что именно означает это нетварно-тварное духовное естество в человеке. Дух человеческий имеет божественное происхождение и может быть причастен божественной жизни, являясь в этом смысле божественным, хотя сам по себе он и не есть бог, в себе имеющий самобытный источник личного бытия и природы. Личный дух человека также сотворен Богом. Это значит, что личное начало в нем призвано к бытию, как некое повторение или отражение Личности Божией в небытии. Хотя оно и имеет в себе простоту, свойственную духу, однако оно определенно окачествовано при своем сотворении. Человеческие ипостаси получили конкретное бытие лишь в соединении с тварным космосом, как его ипостаси, — в этом смысле они нераздельны с ним. Эта связь и есть его телесность, или воплощенность. Человеческая ипостась не знает духовного, премирного бытия и в нем бессмертия, которое было бы независимо от воплощения. Человеческий дух не есть дух бесплотный по сотворению, каковы ангелы. Такого независимого от мира бытия человеческого духа вовсе не существует. Человеческий дух поэтому не имеет абстрактного, нечеловеческого бессмертия, самое его бытие, а потому и бессмертие, поскольку оно есть, окачествовано миром, с ним неразрывно связано, есть человеческое бессмертие, которое

(1) Эта сторона вопроса остается совсем неразрешенной в учении о воскресении, чем и вносится двусмысленность в идею «проекта» всеобщего трудового воскрешения, «общего дела». Если полной смерти нет, то возникает вопрос о загробном состоянии, которое должно быть как то включено в «проект», чего до сих пор не было. В противном же случае речь может быть не о воскрешении с тожеством умерших и воскрешаемых, но лишь о повторении, чем разрушается и идея воскрешения, а целостное человечество подменяется кошмарным собранием роботов, имеющих хотя бы и совершенное сходство, но не тожественное сознание.

384