Невеста Агнца

Если такова сущность сатанизма, если она коренится в тварной свободе, то ею же и определяется возможность или невозможность «спасения» сатаны, духовного его исцеления. Поскольку безгранность свободы не находит в себе никакого дна и никакой опоры, постольку сатанизм является бесконечным бунтом злобы и ненависти. В этой пустоте и заключается мнимое творчество зла. Ею определяется поза абсолютного центра творения, «князя мира сего». До времени здесь есть возможность такой иллюзии и даже место для настоящего творчества зла, пока еще существует царство мира сего. Тут совершается как бы некое воровство мира у Бога, попущенное Им на путях тварной свободы. Однако эго испытание свободы имеет свой предел, оно может быть и будет изжито, и ему придет конец силою Божией, в явлении Парусии, когда сатана будет уже вопреки своему самоутверждению отстранен от этого мира, останется пуст бытия, в позе метафизического жонглерства, уже никого не обманывающей, ни даже его самого. Сатана не перестанет быть творением Божиим, ибо вне этого его ждало бы лишь уничтожение, но Бог не уничтожает Своего творения. С ненавистью и вопреки своей воле, сатана знает эту свою тварность, свою сотворенность

540

Богом, но он не радуется ей, ибо ненавидит Бога, именно из этого ее сознания. Это-то самосознание и составляет для него первоисточник адского горения, — ненависти к Богу, как источнику жизни, онтологической зависти. Но отсюда, за изгнанием князя мира из мира, начинается прямой поединок сатаны с Богом. Можем ли мы, человеки, что-либо ведать об этом поединке?

В отношении к свободе, понимаемой как чистая яйность, самоопределение из себя, отрицательная самопроизвольность, отталкивающаяся от всякой данности, существует коренное различие между духовным миром, ангелами и падшими духами, и человеческим миром. Человеку не дано знать свободу, как произвол, в том сравнительно чистом виде, как дано это миру духовному. Причина этого заключается в том, что практически, в конкретной жизни, человеческая свобода неразрывно сращена с его природной данностью, именно всем человеческим естеством, связанным с миром и в него погруженным, и всей со-человечностью рода, присутствующей в каждой человеческой личности. Модальная человеческая свобода, индивидуальное как, проявляет себя поэтому лишь в комплексе данности. Поэтому вообще является претенциозной, люциферической позой, с подражанием духам бесплотным (1), притязание на абсолютную до-или вне-тварную свободу, как произвол абсолютного творчества. Все это есть мнимая величина, чистая отрицательность абстракции. Напротив, для падших духов, не имеющих в себе данности мира, как своей собственной, в то же время извергших себя свободой из жизни божественной, и, наконец, не имеющих родовой жизни (ибо ангельский собор не есть род), в гораздо большей мере осуществима эта свобода произвола, хотя и она — в своей чистой отрицательности и пустоте — ища для себя наполнения, непроизвольно скатывается в область для духов низшую, природного бытия. Падшие духи становятся бесами, Денница же — сатаной, паразитом человеческого мира в тоге «князя мира сего». Поэтому является известным прогрессом самосознания, своего рода возрождением, если, после изгнания сатаны из мира, падшие духи фактически перестают быть бесами и, будучи извергнуты из мира, возвращаются к изначальной своей духовности (2) Отторгнутые от мира, они становятся обречены до

(1)       Это особенно явно в мистериях Байрона: Каин. Земля и Небо. Таков же и ЛермонтовскийДемон.

(2)       Не об этом же ли говорится в Евангелии относительно времени земного служения Христа, в связи с изгнанием легиона бесов из бесноватого: «и они просили (Иисуса), чтобы не повелел им идти в бездну», но «чтобы позволил им войти в стадо свиней» (Лк. VIII, 31-32). Противопоставление бездны с возможностью хотя бы освинения выражает эту же мысль.

541