Что же она все-таки такое, подумал он, вскидывая голову — но не выпуская ее лица из рук. Почему рядом с ней утихает желание кровавой потехи? А в ту злую ночь оказалась бессильной ядовитая кровь его отца…
И светящийся зверь пробудился вскоре после того, как он посмотрел в ее глаза. Снова исчез, но когда она уже лежала под ним.
Харальд убрал ладони с лица Добавы, скользнув кончиками пальцев по щекам. Выловил одну из кос, принялся расплетать.
Подумал с усмешкой — надо бы сказать, чтобы заплетала себе одну косу, а не две. Чтобы ему меньше возиться.
Пряди, золотисто блеснув, укрыли плечи.
Он отвел ее за руку к кровати, посадил в изножье. И опустился на колени у ее ног. Подхватил одну тонкую ступню, вторую, стянул коротенькую, по щиколотку, обувку.
А потом поднял ее ногу повыше и поцеловал с внутренней стороны, над ступней.
Кожа Добавы пахла ею — свежим, теплым запахом женской плоти, немного отличавшимся от запахов других женщин. И еще какими-то травами. Видно, рабыни, которым он сделал внушение, прислуживали как должно…
Харальд целовал дальше и выше. До колена. И оттуда — по бедру.
В общем, шел по тому же пути, по которому хотел пройтись рукой, стоя у лодки.
Добава дышала часто, испуганно, и он глянул на нее, когда поднялся с поцелуями выше колена. Приоткрытый рот, изумленный взгляд, густой румянец — уже не от холодного воздуха, а от смущения…
Харальд усмехнулся. И снова коснулся губами внутренней поверхности бедра. Поцеловал уже сильно, впиваясь в кожу. Хотела ласок — получишь.
Добава охнула. Кинула обе руки вниз, выставляя их перед Харальдом как защиту. Уперлась ладонями в постель между своих бедер, которые он успел немного раздвинуть. Тонкие запястья прикрыли местечко между ног…
Золотисто блеснувшие пряди соскользнули с плеча, заслоняя от Харальда грудь.
То, что делал Харальд, было до того стыдно, что Забаву так и подмывало вскочить.
Тем более, что он и не держал.
Видано ли дело — мужик бабе ноги целует? Да еще щекотно так. Сладко. Как дитю малому.
С лаской.
Потом она вдруг сообразила, куда Харальд доберется со своими поцелуями, если и дальше так продолжит. Ее словно кипятком облило. Забава прикрылась руками…
И, заполошно поискав среди немногих чужанских слов, которые уже знала, в спешке выпалила на языке Харальда:
— Нет. Приказываю.
Именно эти два слова и велела говорить бабка Маленя, чтобы дать понять приставленным к ней рабыням, что она чего-то не хочет.
Но едва договорив, Забава тут же с ужасом осознала, что рабыни это одно, а Харальд совсем другое. Ему такие слова говорить не то что не положено — нельзя.
Серебряные глаза замершего перед ней Харальда полыхнули. Он еще и оскалился. По зубам тоже вроде как серебром блеснуло.
Убьет, поняла Забава. За такие-то слова? Как есть убьет. Прямо сейчас.
Она замерла, боясь даже вздохнуть.
Когда Добава не совсем чисто, но все же вполне ясно заявила ему:
— Нет. Приказываю.
У Харальда у самого приоткрылся рот от изумления.
Потом, конечно, он его закрыл. Клацнув при этом зубами.
Если девчонка ляпнет такое при всех, я буду вынужден ее ударить, быстро подумал Харальд. Что будет потом — неизвестно.
Значит, она должна забыть это слово.
Она из чужих краев, напомнил он сам себе, усмиряя ярость. Не знает языка, поэтому путается, пытаясь что-то сказать.
С другой стороны, старуха, научившая девчонку этому слову, наверняка сказала, что оно значит. И рабыня Добава посмела бросить это слово своему хозяину.
Хотя даже свободная женщина не рискнет сказать такое ярлу. И берсерку. Рагнхильд бы никогда…
Да, молча согласился Харальд. Рагнхильд бы никогда. Та любила жизнь — в отличие от Добавы. И легко расплачивалась телом, чтобы сделать свою жизнь получше. Зато была крайне осторожна в словах.
Хочет ли он осторожной в словах женщины? И куда зайдет, обламывая Добаву под Рагнхильд?
Ему вдруг вспомнилось, как он стоял в своих покоях, рассматривая дыру в крыше. И валявшуюся рядом секиру. Добава, чтобы сбежать, разнесла его дом. Рагнхильд, чтобы сбежать, убила женщину.
Ярость улеглась.
Что он ценил, так это смелость. И то, что Добава сболтнула это слово — конечно, дурость.
Но еще и глупая смелость. Такая, какая бывает, к примеру, у мальчишек лет четырнадцати, ушедших в свой первый поход…
Завтра придет старуха, решил наконец Харальд. Тогда они и поговорят.
Но на всякий случай заявил прямо сейчас, медленно и ясно:
— Приказываю — я.
Следом он молча положил руку на ее грудь, сразу под ключицами. Ладонь, предавая, сама собой скользнула ниже, накрыв левую грудку, трепыхнувшуюся под его хваткой.
— Ты, — грозно буркнул Харальд, — не приказываешь. Нет, поняла?
Добава, съежившись, смотрела испуганно. Похоже, и сама сообразила, что сболтнула не то. Неуверенно кивнула.
Завтра мы еще раз поговорим об этом, молча пообещал ей Харальд.
А теперь самое время продолжить. Он подхватил тонкие запястья, отбросил их в стороны. Нажал на плечи, заставляя откинуться назад. И снова начал ласкать Добаву так, как ласкала его самого когда-то рабыня, купленная у купца из далекого Византа.
Темноволосая, с огромными темными глазами, тоже прожившая недолго…